– Подержи, Паша, – с тревожным лицом сказал товарищу. – Надо Волкова внести.

Тот молча, с удивлением уставился на чернобрового. Мол, что случилось? Нестеренко озабоченно покачал головой:

– Видишь? Патронташ не может снять. Совсем ослабел парень. А ты, Адольф, валенки с него сними.

Егерь засмеялся и прошёл в избу. Там уже почти был готов стол. Фетисов быстрыми, как у всех маленьких, движениями дорезал хлеб. Один из товарищей Адольфа – Валерка – выкладывал из своего рюкзака варёную лосятину, луковицы, полиэтиленовый пакет с насыпанными туда кубиками сахара. Другой – мрачноватый мужик с красными белками глаз – растапливал печку. Не дожидаясь, когда она даст тепло, сели за шаткий стол и налили, как полагается. Когда все притолкались, Карабанов поднял стакан.

– Выпьем, мужики, за подаренный кабанам лишний день жизни.

Он работал хирургом в городской больнице. Короткие толстые пальцы были цепки, глаза из-под набрякших век смотрели остро.

– Наши от нас не уйдут, – захрустел твёрдым солёным огурцом Адольф. – Не то стреляйте меня завтра замест кабана.

– Ну, если на Володю Волкова иль на Пашу Слепцова выйдут, то не уйдут, – согласился, морщась от водки, Карабанов. – Это такие убивцы.

Голос у него был сиплый – доктор простыл на митинге «Демократической России» недели три назад. Когда трое товарищей ездили на охоту, он лежал с температурой в постели, и хотя недавно вышел на работу, горло не мог вылечить до сих пор. Откусив холодного огурца, закашлялся, отвислые щёки его покраснели, и на большом лбу выступила испарина. Из всей компании одному Фетисову – товароведу универсальной базы – катило под пятьдесят. Остальные были почти ровесники: по 37-38 лет. Но если на большинство людей жизнь ставит свои отметины с мало-мальски подходящей точностью, то в этой компании она кое-что перепутала. Тучный, губастый, с поредевшими темными волосами Карабанов выглядел старше своих лет, а ровеснику доктора – стройному и холёному учителю Волкову – никто не давал даже его возраста.

– Смех смехом, – оживился Волков, вытирая усы, – а в прошлый раз охота накрылась для всей честной компании.

– Испортил он нам всю «малину», Сергей, – сказал Нестеренко Карабанову, показывая пальцем на Волкова. – За двадцать минут уложил двух коров и оставил нас без выстрела…

– Вот видишь, Адольф! Не связывайся с ними. Отдай кабана.

– Отдам. Хоть три. У нас у самих две лицензии не закрыто. Но ведь ты скажи, какая хитрая животная пошла. Сейчас таятся, на кормёжку идут ночью… А вот, скажем, послезавтра уже – иди по лесу, и кабан тебя не боится. Как будто знает, что на них сезон кончился. Пережили опасные дни, и бывший враг – нонешний друг.

– Газеты, наверно, читают, – заявил Нестеренко, ища глазами, обо что бы сорвать металлическую пробку на бутылке с минеральной водой.

– Дёрни об стол, – подсказал Паша Слепцов.

– Нащёт газет – не знаю, – поморщился егерь. – Их если севодня читать – сумашедшим станешь. Я думаю, природа приспосабливается. Выжить-то надо! И среди зверей есть люди. Сображают.

– Не ко всему нужно приспосабливаться, – вдруг раздался невнятный и быстрый говорок Фетисова. – Говорю директору: посадят, дурак. А он уже врагом смотрит.

Все поглядели в сторону Фетисова. Даже Адольф успел заметить, что товаровед – самый незаметный в городской компании. Говорил он мало, едва слышно и торопливо, как человек, давно понявший, что его в любой момент могут перебить, что слушатели тут же повернутся на сильный уверенный голос, мгновенно забыв и о самом Фетисове, и о том, что он говорил. Поэтому Игорь Николаевич особо не встревал в разговоры, никого не перебивал; если между товарищами разгорались страсти, он только стеснительно щурился и время от времени быстрым движением протирал острую лысинку. Уловив сейчас редкую минуту внимания, он заговорил слышнее, однако по-прежнему торопясь.

– Срок годности – он не вечный. Портится товар… Две машины отвезли в лес… Люди видят… но молчат. А на меня смотрит, как на врага народа. Хотя недавно были друзьями.

– Потерпи, Игорь. Скоро будем наводить порядок, – сурово успокоил Нестеренко. – А раньше времени высунешься – голову оторвут.

И добавил остальным, тронув крупные губы улыбкой:

– Шибанёт, как током. Будем мы грудку пепла на охоту носить.

– Ты его слушай, Игорь Николаич, – с иронией подтолкнул Фетисова сухолицый Павел Слепцов, и во впадинах-глазницах колыхнулась нетёплая усмешка. – Где электричество, там Андрей спец.

– А может, как раз не надо слушать, – посерьёзнев, сказал Волков. – Давно пора во весь голос говорить… Называть вещи своими именами. Совсем вразнос дело идёт! Страны ведь, мужики, не останется!

Нестеренко недовольно мотнул головой.

– Хочешь своего человека в пасть кинуть? Сожрут. У демократов острые клыки. Это мы уже видим. Поэтому надо подождать! В дамках тот, кто умеет ждать.

Он замолчал, думая о чём-то явно нездешнем. Потом пристально поглядел на Волкова.

– Плохо, если и ребят не учишь солдатской выдержке. Тебе сам Бог велел делать из них бойцов. Недолго осталось… Скинут «пятнистого». Нельзя больше эту тварь… А пока говорю вам: на-до по-до-ждать!

– Нада, нада, – усмехнулся егерь. – Свет надо включить. Как сычи в темноте сидим.

Тут только заметили, что в избе посумрачнело и в то же время потеплело от печки, распахнутый зев которой багровел тлеющими углями. Адольф поднялся и включил свет. Из-за стола вылез красноглазый мужик. Посмотрел в корзину для дров – она была пустой, пошёл в коридор за поленьями. Волков присел на корточки к печке, подвинул уголёк и осторожно, чтоб не опалить усы, прикурил.