В тот же день Лукницкий записал, суммируя собственные свои ощущения: «Вероятно, если б публичную казнь мне пришлось увидеть до войны, такая казнь произвела бы на меня страшное впечатление. Но, очевидно, как и для всех, кто провел в Ленинграде и на фронте всю войну, уже ничто не может быть впечатлением слишком сильным. Я не думал, что в общем все окажется так сравнительно маловпечатлительно для меня. И я не видел на площади людей, на которых бы как-то, кроме некоторой возбужденности, сказались бы впечатления от этого зрелища. Вероятно, каждый переживший войну и ненавидевший подлого врага ощущал справедливость приговора и испытывал чувство удовлетворения, зная, что за звероподобные существа те, кого сегодня за все их бесчисленные злодеяния вешали».

Справедливость приговора — безусловно, точные слова и сегодня не вызывающие ни малейших сомнений.

То была, поставим точку еще раз, последняя в истории города публичная смертная казнь.

Дни войны ушли, теперь настали дни мира. 26 мая 1947 года президиум Верховного Совета СССР принял решение «отменить в мирное время смертную казнь, установленную за преступления действующими в СССР законами». Высшая мера заменялась заключением в исправительно-трудовом лагере сроком на 25 лет. Правда, не прошло и трех лет, как власть сдала назад: 12 января 1950 года был издан указ «О применении смертной казни к изменникам Родины, шпионам, подрывникам-диверсантам».

Этот документ, восстановивший высшую меру наказания за особо тяжкие преступления против государства, сыграл роковую роль в жизни участников печально знаменитого Ленинградского дела. Обстоятельства этого процесса описаны многократно; суд над первой группой обвиняемых, в которую входили Николай Алексеевич Вознесенский, Алексей Александрович Кузнецов, Михаил Иванович Родионов, Петр Сергеевич Попков, Яков Федорович Капустин и Петр Георгиевич Лазутин, проходил в ленинградском Доме офицеров с 29 сентября по 1 октября 1950 года. Всего обвиняемых было девять, к расстрелу приговорили шестерых; приговор привели в исполнение уже через час после его вынесения, в два часа ночи 1 октября, во внутренней тюрьме УМГБ по Ленинградской области.

В фондах Музея политической истории России хранится копия акта о том, что в котельной внутренней тюрьмы УМГБ были сожжены личные вещи расстрелянных. Среди подписей под этим документом — автографы генерал-майора Василия Блохина и полковника Демьяна Семенихина, известных своим участием во многих казнях сталинского времени. Возможно, именно они и расстреляли приговоренных.

И еще один акт за подписями четырех сотрудников МГБ СССР в звании от майора до генерал-майора: «Мы, нижеподписавшиеся, удостоверяем, что 1 октября 1950 года в 4 часа 00 мин. было зарыто в яму на спецобъекте УМГБ Ленинградской обл. шесть трупов». Спецобъект — это была Левашовская пустошь.

Вслед за первыми казненными были расстреляны и другие участники Ленинградского дела, приговоренные к высшей мере наказания: бывший ректор ЛГУ Александр Алексеевич Вознесенский, бывшие партийные и советские работники разных рангов Георгий Федорович Бадаев, Алексей Александрович Бубнов, Александр Дмитриевич Вербицкий, Мария Алексеевна Вознесенская, Николай Васильевич Соловьев, хорошо знакомый читателю Петр Николаевич Кубаткин. Казни проходили ив 1951 году, и в 1952-м. Согласно справке, подготовленной в 1954 году министерством внутренних дел СССР, всего по «Ленинградскому делу» были расстреляны 23 человека. А генеральный прокурор страны Роман Руденко тогда же докладывал на собрании актива ленинградской партийной организации: «Установлено, что дело Кузнецова, Попкова и других сфальсифицировано и обвинения всех этих лиц, преданных суду, в измене Родине, контрреволюционном вредительстве, участии в контрреволюционной группе были ложно возведены на них Абакумовым и его сообщниками. Также установлено, что обвиняемые по этому делу оговорили как самих себя, так и других».

Вслед за своими жертвами в левашовскую землю лег, судя по всему, и сам Виктор Семенович Абакумов, одно время всесильный министр государственной безопасности. Он был снят с должности еще при жизни Сталина, а после его кончины предан суду. Процесс открылся 14 декабря 1954 года в Ленинграде, снова в Доме офицеров, и вместе с бывшим министром по делу проходили его приближенные — в том числе начальник следственной части по особо важным делам Александр Георгиевич Леонов, его заместители Михаил Тимофеевич Лихачев и Владимир Иванович Комаров.

Девятнадцатого декабря 1954 года военная коллегия Верховного суда СССР приговорила Абакумова, Леонова, Комарова и Лихачева к высшей мере наказания. Расстрел произвели в тот же день, через час с четвертью после вынесения приговора. Под актом о расстреле стоит подпись начальника внутренней тюрьмы КГБ подполковника Таланова, и есть сведения, что он не погнушался лично привести приговор в исполнение. Рассказывают также, что последними словами Виктора Абакумова были: «Я все, все напишу в Политбюро…», но пуля прервала его высказывание.

Смерть Иосифа Сталина изменила политическую атмосферу в стране, стали пробиваться ростки оттепели, однако зона применения смертной казни, напротив, в эти сравнительно демократичные времена начала расширяться. Тридцатого апреля 1954 года высшую меру наказания ввели за умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах, 5 мая 1961 года за хищения в особо крупных размерах, спекуляцию валютой и дезорганизацию работы исправительно-трудовых учреждений, в феврале 1962 года к этим статьям прибавили посягательство на жизнь работника милиции или народного дружинника, групповое изнасилование, изнасилование несовершеннолетней, получение взятки при особо отягчающих обстоятельствах…