Ошеломленный Линднер должен был признаться себе, что факты говорят против Альберта и Други, а он сам, отводя от них подозрения, руководствовался скорее своим желанием. И все же правду следовало искать в другом месте.

Лица обоих офицеров помрачнели, но им, должно быть, претило то, что Грабо так старался очернить ребят. По-видимому, он готов был кое-что присочинить, только бы представить подростков в самом неприглядном свете.

— Нехорошо, нехорошо! — сказал старший офицер. — Вы нам умолчали о многом. Нехорошо! — Он покачал головой.

— Я сделал это без особого намерения, — ответил Линднер. — Я просто не могу поверить, чтобы эти ребята… — И он посмотрел офицеру прямо в глаза.

Офицеры поднялись, и младший, который до этого почти не говорил, положил руку на плечо Линднера.

— Мы вас понимаем, — сказал он. — Но есть большая разница между тем, во что веришь, и тем, что ты знаешь. Прошу вас, расследуйте все как надо. А потом приходите к нам в комендатуру. Мы поможем вам. Если понадобится, пришлем товарища, который поговорит с детьми о фашизме…

Они направились к двери, но, прежде чем выйти, старший сказал:

— Я надеюсь, вы понимаете: если даже теперь на немецкой земле мы встречаем этот знак, то это очень-очень серьезно.

За окном взревели моторы, и обе машины укатили.

В комнате надолго воцарилось молчание. Наконец Грабо откашлялся и, очевидно поняв, что он здесь лишний, сказал:

— Пожалуй, я могу откланяться?

— Можете, — ответила фрау Граф, пытаясь преодолеть неприязненное чувство к этому человеку.

Грабо вышел, хлопнув дверью.

Учитель Линднер, опустив голову, сидел на скамье у окна. «Лучше бы ребята Альберта что угодно натворили, только бы не это!» — подумал он в сердцах. Вся история со свастикой больно ранила его.

— А я тоже не верю! — услышал он низкий голос фрау Граф.

Линднер был ей признателен за эти слова.

Снаружи послышался стук деревянных башмаков. Вошел Шульце-старший. Он никак не мог отдышаться, лицо его было красным.

— Раньше никак не мог, — сказал он, пожав руку фрау Граф. — Опоздал вроде?

Линднер отмахнулся.

— Еще успеешь расстроиться.

— Рассказывайте, что случилось-то? — спросил Шульце, присев на край стола.

Фрау Граф и учитель Линднер поспешили сообщить ему о происшедшем. Порой Шульце кивал, как бы говоря: так я и думал.

Под конец Линднер спросил его:

— Ты веришь, что Альберт и его приятели способны на такое?

— Смешной вопрос! Ты же доказал мне, кто из нас лучше в ребятах разбирается. Нет, Вернер, я ничуть не сомневаюсь в том, что ты говоришь. — Он помолчал немного, взгляд его сделался жестким. — Но этот Грабо доведет меня в конце концов. Пусть он не думает, что он может людей натравливать друг на друга. Надо нам всем вместе в партгруппе поговорить о нем. Где это видано, чтобы такой склочник тон задавал! Пускай лучше сам себе зуб выдернет, а то как бы ему с флюсом не ходить!..

На улице уже стемнело. Учитель Линднер сидел у себя в комнате на диване и думал. Думал уже много часов подряд. Кто-то постучал в окно. Линднер отпер дверь. Перед ним стоял пастор Меллер.

— Я не помешал? — спросил он. Лицо его обычно лукаво-веселое, было сейчас очень серьезным.

— Заходите, — пригласил Линднер, обрадованный, что может отвлечься. После памятного родительского собрания в школе он подружился с пастором, и они часто и охотно беседовали друг с другом.

— Со мной только что приключилось нечто странное, — начал пастор, как только они сели. — Интересно, что вы скажете, если я сообщу вам: у нас в деревне свили себе гнездо преступники? Вполне взрослые, не малолетние!

Учитель Линднер поднял голову и посмотрел на него.

— Скажите, пожалуйста, Линднер, — сказал пастор, — сколько имен у вашего коллеги Грабо?

— Одно, разумеется. Но я не знаю, что вы имеете в виду, — ответил Линднер.

— Зато я знаю — у него два имени.

— Вот как! — заметил учитель, не понимая, куда клонит пастор. — Что ж, это, разумеется, очень ценно.

— Я тоже так думаю. — Пастор подошел к окну и несколько минут стоял там, прислушиваясь к тому, что происходило на улице. Не оборачиваясь, он затем медленно проговорил: — Настоящее имя Грабо — Аренфельд. Он был штурмбанфюрером эсэс.

Некоторое время в комнате царила абсолютная тишина. Но вот учитель Линднер подошел к пастору и, повернув его к себе, посмотрел ему в глаза.

— Вы отдаете себе отчет в том, что вы только что сказали?

— Отдаю.

Пастор сел за стол, а Линднер остался стоять у него за спиной.