— Отпустите!

— Брось камень!

— Отпустите.

— Брось-ка!..

Альберт размахнулся и ударил, но Линднер успел отскочить, и в следующий же миг Альберт полетел в грязь.

Учитель Линднер знал дзюдо.

Альберт поднялся. Словно бык торреро, он долго ощупывал взглядом немощную фигуру учителя. Тот нагнулся.

— Ну, давай наскакивай!

Альберт, склонив голову, медленно приближался.

Друга Торстен прыгнул между ними.

— С ума ты сошел! — крикнул он, с трудом удерживая Альберта.

— Отстань!

— Недавно ты говорил, что ты мне друг! — выпалил Друга. — Значит, все это была болтовня?!

Несколько секунд Альберт смотрел на него, потом опустил кулаки.

— Пошли! — сказал он, сплюнув в песок, и зашагал прочь.

Никто их не стал удерживать.

Не удерживал и учитель Линднер.

Клаус Бетхер и его друзья, узнав учителя, быстро покинули поле боя.

По дороге Альберт и Друга не говорили друг с другом. Около дома Бергов их нагнали остальные члены Союза. В «Цитадели» Сынок первым делом сообщил:

— Они засыпали наши дзоты и блиндажи! А винтовки перетаскали в контору бургомистра.

— Кто? — спросил Альберт, резко подняв голову.

— Синие.

Друга подскочил к двери.

— Не ходи! — сказал он Альберту. — Там ты все равно ничего не сделаешь.

Медленно Альберт обвел взглядом мстителей. Подавленные и разочарованные, стояли они, понурив головы.

— А Родика была с ними? — наконец овладев собой, спросил Альберт прерывающимся голосом.

— Нет.

— Ладно, — выдавил Альберт. — Но так быстро ему с нами не справиться. Мы снова откопаем блиндажи. И сейчас же!

— А они их опять засыплют, — вставил Друга. — Какой толк? Надо в другом месте выкопать.

— Нам и так попадет. За карабины, — заметил Манфред, — и за то, что мы срубили там молодняк.

— «Попадет, попадет»! — Альберт недовольно отмахнулся — Линднеру попадет, и благодаря нам.

— Ты что придумал?

Альберт выпрямился.

— А мы спилим все деревья в школьном саду. Они там мичуринские сорта хотят разводить…

Только несколько секунд спустя он заметил, что никто не откликнулся на его предложение.

— Чего это вы? — спросил он.

— Да я не знаю… — протянул Друга. — Может, Линднер нам ничего плохого и не хотел сделать.

— Ну, а вы?

От смущения мстители сидели, опустив голову, и потирали колени.

— Сдрейфили, значит! — презрительно проговорил Альберт.

Дверь громко захлопнулась за ним.

Глава седьмая

ДУРНОЕ ПРЕДЗНАМЕНОВАНИЕ

Обеденный перерыв. Солнце печет нестерпимо, клонит ко сну. Шульце-младший прилег на травке у канавы. Его отец чинит плуг: какой-то болт соскочил. Гарри лежит на спине в тени старого бука, а над зеленым шатром распростерлось синее-синее небо. Оно похоже на огромное озеро или даже море. Гарри так хочется окунуться в это море, поплавать, а еще лучше — нырнуть на этом берегу и вынырнуть на другом… Ах как хорошо! До чего же хорошо на свете! Стоит чуть-чуть повернуть голову, и перед глазами вырастает густой зеленый лес — вблизи каждая травинка превращается в могучее дерево. А сам он, словно великан, развалился в этом лесу и лежит блаженствует.

Подошел отец, Шульце-старший. Присел на межевой камень и принялся чистить трубку. Но сколько ни чистил, когда раскурил — она булькала и шипела, словно он кипятил в ней воду для чая.

— Не трубка, а диво у тебя! — заметил Шульце-младший, ехидно улыбаясь. — Соловьем поет! Пора новую купить!

— Ничего ты не смыслишь в этом! — ответил отец. — В нынешнее время разве можно достать такую хорошую трубку!

— Где уж там! Такую певунью днем с огнем не сыщешь! — И парень подмигнул отцу.

Ему всегда доставляло удовольствие подтрунивать над своим стариком: тот совсем помешался на курительных трубках. Особенно на старых. Если в остальном он всегда готов был немедленно испытать все новое, то трубки — и будь они насквозь прогрызены — он любил старые. И обычно тут же пускался в длинные рассуждения в защиту трубок, а если уж он молчал, то это был верный признак того, что у него тревожно на душе.

И сегодня, должно быть, выдался именно такой день. Шульце-старший сразу забыл о своей трубке.

Отвернувшись и делая вид, будто что-то высматривает вдали, он сказал:

— И где это мать с обедом пропадает?

Гарри даже не повернул головы, однако его внимательный взгляд говорил о том, что он понимал отца. Он, так сказать, давал ему время на раскачку.

— Да, малыш… — произнес Шульце-старший очень серьезно. — Лучше я тебе прямо скажу: неспокоен я за тебя. Да…

Сын даже присел от неожиданности. Что это с отцом? А тот продолжал:

— Знаешь, иногда мне кажется: зря мы стараемся. Ну, с этим Бергом. Я ведь не Линднер. У меня бы давно терпение лопнуло.