Шрифт:
Природа меня воображением не обделила, и я в тот же миг и очень живо представила себе все, что со мной могло произойти. Представила и содрогнулась. Картинка получилась страшненькая. Ребятам дали поручение проследить за дамочкой и в тот момент, когда она раздобудет заветную картину, ласково оную у нее изъять. Работа выглядела простой, никаких сложностей не предвиделось, и парни, естественно, на это настроились. Но тут неожиданно, словно черт из коробочки, появляется неизвестный нахал и затевает драку. Парни задиру, конечно, отметелили, но, зная Алексея, можно было с уверенностью утверждать, что и им прилично досталось. Неудивительно, что после драки они, пылая праведным гневом и жаждой мщения, сразу же пустились разыскивать меня. И если бы нашли, то простым изъятием картины дело бы не ограничилось.
От этой мысли меня пробрал озноб, и я с укором спросила:
– Их было трое, а ты один! Почему? Разве ты не мог прихватить с собой своих парней, если уж собрался сюда ехать?
Голубкин одарил меня тяжелым взглядом исподлобья и нехотя пробурчал:
– Не мог. Если я один, это просто драка, а если стенка на стенку – уже война.
«О господи! Во что я его втравила?» – ужаснулась я. Оправданием мне могло служить только то, что, обращаясь к нему, я толком не понимала, о чем прошу. К сожалению, легче мне от этого не стало.
– Кто же они такие? – поинтересовалась я.
– Эти-то? Служба безопасности одной конторы. Академия генеалогических изысканий называется. Но это так… прикрытие. «Крышуют» они его. Настоящий хозяин у них совсем другой. – Приятель удрученно вздохнул:
– Болтанула ты что-то лишнее, подруга, вот они к тебе и прицепились.
«Ты прав, дорогой. Не удержалась от соблазна покуражиться над коротышкой с наманикюренными ногтями. Ляпнула о картине Веласкеса, а он хозяину доложил… Погорячилась, в азарте словестной перепалки забыла, что иногда одно вскользь сказанное слово может привести к крупным неприятностям, а тебе теперь расхлебывать», – горестно подумала я, виновато глядя на Голубкина.
– Если все так сложно, зачем же ты полез?
– Ты же сама просила разобраться, – усмехнулся он.
– А ты бы отказал!
– Не смог.
Как только он это произнес, мы оба почувствовали себя неловко. Между нами повисло тяжелое, полное воспоминаний, молчание. Алексей первым пришел в себя и, натужно кашлянув, сообщил:
– А с теми, что угрожали твоей знакомой, пока не все ясно. Ребята работают. Как только что прояснится, позвоню.
– Не нужно! Оставь.
– Не дергайся. Все будет путем.
– Любишь ты валенком прикидываться, – укоризненно покачала я головой.
Голубкин закатил глаза и загундосил:
– Сами мы не местные, живем в деревне, политесам не обучены.
Была в его характере черта, которая доводила меня до белого каления. Его настроение, вне зависимости от обстоятельств, могло меняться просто на глазах. Вот как сейчас. Только что дурачился и вдруг, оборвав себя на полуслове, резко приказал:
– Все, поднимайся. Пора двигать. Время поджимает. Меня в Москве ждут.
– Я готова. Заскочим на минуту в одно место и можем отправляться.
Наше появление у дома Антонины Юрьевны ни у кого интереса не вызвало. Двор и улицы были пустынны. Оставив Алексея у машин и пообещав долго не задерживаться, я метнулась к подъезду. К Антонине Юрьевне заходить не стала и сразу поднялась на чердак. Уверенно направилась в самый дальний угол, отодвинула в сторону фанерный ящик и принялась копаться в ворохе пыльного тряпья. Не буду врать, что чувствовала себя в тот момент спокойно и уверенно. Руки у меня прямо-таки ходуном ходили от волнения, но «Христос в терновом венце» оказался на месте. Целый и невредимый, он терпеливо дожидался меня там, где я его вчера оставила, перед тем как выйти на улицу.
Увидев меня с картиной в руках, Голубкин не удивился.
– Та самая? – только и спросил он.
Я ответила молчаливым кивком и, открыв багажник, принялась осторожно устраивать бесценное полотно в специальный контейнер.
– Все-таки ты их обыграла, – удовлетворенно хмыкнул за моей спиной Голубкин.
Захлопнув крышку контейнера, я развернулась к нему лицом и ответила без тени шутки:
– С твоей помощью. Если бы не ты, все могло бы закончиться грустно. Я твоя должница. Проси что хочешь. Все сделаю.
Здоровая бровь на лице Голубкина многозначительно поползла вверх, а в глазах заплескались игривые чертенята. Испугавшись, что мое опрометчивое обещание может наложить на меня непосильное обязательство, я торопливо выпалила:
– Но замуж за тебя не пойду. И не проси.
– Не буду, – легко согласился он, а у меня отчего-то вдруг екнуло сердце.
Голубкин же как ни в чем не бывало продолжал:
– После нашего последнего разговора… когда ты мне в очередной раз отказала… я понял, что ты абсолютно права. Все верно ты тогда говорила. Мы с тобой не пара и, если даже поженимся, долго не уживемся. Ты умная и знаешь меня лучше, чем я сам себя. Мне и правда нужна тихая, нежная, покладистая девушка, способная терпеливо сносить мои выкрутасы.