Все происходило на одном из тысячи маленьких островов в Индийском океане, с голубыми лагунами, песчаным пляжем, ярким солнцем и неповторимой по красоте природой. Мы были только вдвоем в нашей маленькой вилле на берегу океана. Он как бы в шутку сделал мне предложение, и я, не раздумывая, согласилась. Мы оба знали, что за пределами этого маленького острова наш союз не будет иметь никакой юридической силы, да это было и неважно. Я никогда не мечтала о традиционной свадьбе с гостями и застольем. Мне всегда хотелось, чтобы это был праздник только для двоих, торжество одной любви, зародившейся в сердцах двух близких людей, скрытое от чужих глаз. На нашем празднике не было никого, кроме нас и распорядителя свадебной церемонии. Он уже ждал нас, облаченный в светлый костюм, скорее напоминающий платье, когда мы босиком, держась за руки, по дорожке из пальмовых листьев подошли к арке, сплетенной из тропических цветов. Шелест волн, пение птиц и легкий бриз переплетались со словами ведущего церемонии, который обращался к трем главным стихиям: Земле, Воде и Воздуху, чтобы они стали свидетелями важных клятв любви. Он стоял напротив в белых льняных брюках и свободной рубашке, которые слегка развевались на ветру, и пристально и нежно смотрел мне в глаза. А я была в простом легком платьице с белым цветком в волосах и светилась от его любящего взгляда ярче, чем лучи тропического солнца. Когда ведущий церемонии предложил скрепить наш союз поцелуем, я обхватила его голову руками и чуть слышно прошептала: «Любимый мой…», а он привлек меня к себе за талию и сказал: «Только моя. Навсегда». Затем наклонился и поцеловал. В тот момент для нас ничего больше не имело значения, и мы растворились в ярких красках этого бесконечно очаровательного острова, своих чувствах и друг в друге. Потом мы долго сидели на берегу, обнявшись, наблюдая за закатом. Нам было приятно просто молчать вдвоем. А после ужина, уединившись на своей маленькой вилле, мы стали дурачиться, играя в догонялки и прыгая на кровати, как двое маленьких детей, оставшихся без присмотра родителей. Я выскочила на веранду и побежала к воде, чтобы ничего, кроме золотого песка и океана, не ограничивало нашего пространства, но уже на полпути пожалела об этом. Было уже темно и по песку кроме меня бегало еще огромное множество маленьких крабов, раков отшельников и ящериц. Но в то время как я решительно устремилась обратно, он с улыбкой до ушей, со словами: «Ну, вот ты и победила! Теперь поиграй в догонялки с крабиками!» — закрылся изнутри. Но сдаваться я не собиралась и, переборов свой страх, я, осторожно маневрируя между жителями ночного острова, бегающими по песку, незаметно обежала виллу и спряталась на другой стороне острова. Там был небольшой подвесной деревянный мостик, соединяющий наш островок с еще более маленьким, на котором располагался СПА-комплекс. Пройдя по раскачивающемуся подо мной мостику где-то до середины, я присела и, слегка покачиваясь на нем, словно на качели, смотрела на отражение полной луны и ярких звезд в воде. Спустя некоторое время он нашел меня и, неспешно приблизившись, сел сзади и обнял. Я сказала: «А я-то думала, что надежно спряталась». Тогда он, еще крепче прижав меня к себе, уткнулся носом в мои волосы и ответил: «Глупенькая, мы ведь на маленьком острове, а ты и на большой земле от меня никуда не денешься». И я расплакалась. Оттого, что не бывает так хорошо, и оттого, как страшно все это потерять. Потерять его.

В то утро я проснулась со слезами на глазах и еще долго не могла прийти в себя. Я перепутала сон с реальностью, и мне казалось, что чувство тревоги выпрыгнуло за мной из сна и прочно вцепилось в мои мысли. Это был обычный будний день, его не было рядом, поэтому я отправила ему сообщение: «Ты есть у меня?» Он ответил: «Конечно!» И я успокоилась.

Поначалу, как только я впустила его в свою жизнь, мне казалось, что он не представляет собой опасности для меня и я могу контролировать ситуацию, в любой момент прервав историю, если что-то вдруг пойдет не так. Но в какой-то момент я заигралась и не заметила, как эта невинная игра переросла для меня в тяжелую форму зависимости от него, от которой я, как ни пыталась, так и не смогла освободиться.

Я понимала, что, взвалив на себя все обязанности по принятию любых решений за двоих в наших отношениях, не стоит ждать от него того единственного, серьезного и взвешенного решения, которое так мне было нужно, а именно — быть вместе, быть рядом, быть взаимодополняющей частичкой друг друга. Ему больше по вкусу был пьедестал почета с разделением мест на первое и второе, где он гордо, величественно и бесспорно занимал первое, а мне отводилось лишь… третье. Опять же, зная себя саму, зная, что в любой момент я могла обозначить перед собой куда более масштабные цели и начать их добиваться, я нашла в себе силы на принятие непростого решения. К сожалению, сколько я ни ждала, он не предоставил мне выбора, не сказал: «Ты будешь со мной! Я так решил!

Никаких возражений!» — он лишь растерянно молчал, ожидая от меня решительных действий. Но у меня оставалось только два варианта, ни один из которых мне не нравился, ведь в том случае, если бы я поставила перед собой более значимую цель и у меня получилось бы ее добиться, я, возможно, сломала бы чью-то судьбу, ну а если не получилось бы, то я неминуемо сломала бы себя… изнутри. Поэтому я решила уехать. Уехать далеко, туда, где я смогу быть свободной от его властного гнета, туда, где он не сможет давить на все мои болевые точки разом, просто потому, что заучил их наизусть, туда, где я смогу расправить крылья, не терзаясь мыслями о том, что он, едва заметив мой полет, одним взмахом своего крыла подсечет оба моих. Я никогда не смогла бы и не смогу быть той, столь привычной для него, «курицей», хоть, может, это и единственная приемлемая для него категория женщин.

Я всего лишь хотела стать летящей рядом орлицей, чтобы вместе брать любые высоты. Видимо, я хотела слишком многого…

Так и не дождавшись ответа от неприлично затягивающего процесс Канадского консульства, я решила поменять направление и перенаправить все свои силы на получение австралийской визы. Спустя месяц, который ушел на сбор документов, а затем еще один мучительный и бесконечный месяц ожидания, виза была у меня в руках. Мне хотелось и плакать, и смеяться одновременно. Просто мне не верилось, что я наконец выбираюсь из затянувшего меня по пояс болота, что скоро мне снова станет легче дышать и появится блеск в глазах. Я не знала, как он отреагирует, но надеялась, что он порадуется вместе со мной.

Но его реакция была неоднозначной.

Я: — Уже через два месяца я уеду. И уеду надолго.

Он: — Зачем? Почему?

Я: — Я просто хочу быть собой и не срываться от собственной беспомощности в те минуты слабости, когда ты мне нужен.

Он: — Но ведь, пока я рядом, эти моменты всегда можно уладить.

Я: — Вот именно, уладить по-твоему.

Он: — А может, просто тебе уехать куда-нибудь поближе? Скажем, в какое-нибудь стационарное учреждение здравоохранения, где условия, как в санатории, и как раз помогают людям с такими проблемами?

Я: — Мне это не поможет, я с рождения не такая, как все, это не диагноз.

Он: — Я не понимаю, зачем так далеко уезжать.

Я: — Я и не прошу. Не нужно пытаться меня понять, я сама себя не всегда понимаю. Просто прими как есть.

Он: — Хорошо.

Некоторая раздражительность и едва заметная паника во взгляде выдавала его растерянность и неприятие моего решения. Но даже тогда он не противопоставил мне своего увесистого слова, не стукнул кулаком по столу, а спокойно допил чай и окончательно закрепил на своем лице маску хладнокровия и безразличия. Во всех более или менее серьезных ситуациях он предпочитал занимать беспроигрышную позицию: «Реши все сама, и в том случае, если все сложится удачно, то я тоже буду иметь к этому отношение, а если нет, то я ни при чем, решение принимала ты». Конечно, это удобно — никакой ответственности.

Но с другой стороны, неужели бороться за свою точку зрения, за свою правду, за свое счастье — это так страшно? Да, тот, кто борется, может проиграть, но тот, кто отказывается бороться, уже проиграл.

Свое какое-то слишком уж раненое, почти убитое самолюбие он пытался оживить за счет подавления моего. До тех пор пока у меня его было достаточно, я проглатывала все его выпады, направленные на собственное самоутверждение путем втаптывания меня в эмоциональную яму. Я наивно полагала, что если подыграю, притворюсь слабой и глупой, он перестанет вести себя, как капризный ребенок, почувствует себя сильнее и уверенней и успокоится. Но если я переставала поддаваться его игре и разоблачала его во лжи, все более едкими и бесчувственными становились замечания в мой адрес и наступали моменты, когда было просто невыносимо спокойно разговаривать.