Джон, опрокинувший стакан, задыхался и напоминал рыбу, вытащенную из воды. Зоня ткнул кусок хлеба в его широко разинутый рот.

– Хорошо сидим! – вздохнул растроганно. – Эх, ребята! Да, если подумать, что человеку надо? – Он посмотрел на друзей. – Мир, дружба! Кирюша, переведи! – обратился к Кириллу Семеновичу.

– Ви нид пис! – сказал тот.

Американец посмотрел на него посоловевшими глазами и кивнул.

– Энд френдшип!

Американец снова кивнул.

– Все народы – братья! – подвел черту Зоня и потянулся за бутылкой.

– No, no! – Джон замахал руками. – No!

– Обижаешь! – укорил его Зоня, разливая водку по стаканчикам.

Мужчины выпили. Несчастный американец уже не пытался протестовать. Вовчик повалился на спину, подложил руки под голову, задрал ногу на ногу – ловил кайф. Джон тоже прилег рядом и закрыл глаза.

– Видишь, как хорошо! – сказал Зоня. – Надо уметь расслабляться. Снимать стресс.

Жена американца и тинейджеры подошли к живописной группе. Жена затормошила мужа и залопотала высоким гнусавым голосом. Дети тупо смотрели на пьяного отца. «O’kеy, – бормотал американец, не открывая глаз. – O’kеy! I am o’kеy, Jenny! Don’t worry! I am fine!» [12]

– Садись! – пригласил Зоня, протягивая ей стаканчик с водкой. Женщина растерянно взяла.

– Кирилл! – позвала негромко Прекрасная Изольда.

– Иду! – Кирилл Семенович вскочил и рысцой устремился к супруге.

– Куда? – Зоня протянул руку ему вслед, но тот даже не оглянулся.

– Видала? – Римма выразительно посмотрела на Людмилу.

– Видала! – в тон ей ответила Людмила.

Группа, оставшись без лингвистической поддержки Кирилла Семеновича, распадалась на глазах. Американка, нагнувшись, поставила свой стаканчик на пол, расплескав при этом водку, и стала поднимать мужа. Дети стояли рядом. Она обернулась к ним, что-то сказала, и они стали ей помогать. Джон не хотел вставать, но семья не сдавалась.

– Да оставь ты мужика, – с досадой сказал Зоня. – Он же мужик! Мэн! Сам придет. Погуляет – и придет.

– Sorry! – резко сказала американка, отпихивая Зоню и ставя на ноги мужа.

Все смотрели вслед маленькой женщине, на чьи узкие плечи опирался долговязый Джон. Тинейджеры несли купальные полотенца. Семья направилась в гостиницу.

– Вот она, бабская доля, – вздохнула Людмила. – Что там, что здесь!

– Игорь Дмитрич, – обратилась Светка к подошедшему Игорьку, – тут группа решила… Мы хотим попросить вас почитать нам книжку, то есть не почитать, а сразу перевести вслух.

– Какую книжку? – спросил Игорек.

– Покажи книжку! – приказала Светка Интеллигенту, и тот послушно протянул свою книжку Игорьку.

– «Камасутра», – прочитал Игорек.

– Так переведете?

– Ну… – начал Игорек, – вообще-то… можно, но ведь у нас совсем нет времени. Вы же помните, что сегодня мы идем на «Рамаяну»?

– А никто и не идет, – сказала Светка.

– Почему?

– Так за свои ж деньги!

– Но если идет вся группа, то билеты со скидкой.

– Никто не идет, – повторила Светка. – Только Изольда с мужем.

– И я! – сказала важно Антон.

– И ты? – удивилась Людмила. – И не жаль тебе денег?

– Отвечаю! – Антон вздернула подбородок. – Я никогда больше сюда не приеду и поэтому хочу… эта… вынести отсюда все…

– Все самое ценное, – подсказала Римма.

– Вот именно! А что, нельзя?

– Можно, можно. И даже нужно! Иди, потом расскажешь, – сказала примирительно Людмила.

– А мы тебе – про «Камасутру», – добавила Римма.

– Очень надо! – буркнула Антон.

Они познакомились в молодежном спортивном лагере двенадцать лет назад. Римма попала туда случайно – подвернулась путевка, и отпуск был на носу, хотя спорт интересовал ее мало. Скорее спортсмены. С Людмилой она подружилась еще по дороге во Владинку, где располагался лагерь. Что было удивительно, ибо в силу высокомерия, нетерпимости и «раздвоенного язычка», по выражению одного из пострадавших, Римма плохо сходилась с людьми. Дружба предполагает усилия, а ей было лень. Но дружить с Людмилой было легко. Была она мягкого нрава, спокойной и приятной девушкой, похожей на ангелочка в кудряшках с бабушкиных рождественских открыток – пухлые щеки, маленький ротик и круглые фарфоровой голубизны глаза. Они и поселились в одной палатке.

Антонина присоединилась к ним в самом конце их лагерной жизни. Или «срока»? «Срок» и «лагерь» слова почти родственные. Она не могла присоединиться раньше, так как, будучи лидером, хоть и неформальным, с сильно развитым классовым инстинктом, презирала пассивно-безыдейное «болото». А Римма и Людмила как раз и были тем самым болотом.

Антонина стремилась в лидеры, но… Что такое лидер? Это – широта натуры, видение перспективы, беспринципность и слабое представление о морали, что, собственно, одно и то же. Антонина же была мелочно-принципиальна, честна до идиотизма, труслива и обладала гипертрофированным чувством долга. Ее постоянно выбирали в различные комитеты и комиссии, от которых все остальные открещивались всеми правдами и неправдами. Ей нравилось организовывать, стоять во главе, призывать, составлять планы мероприятий и отчеты. Бесценный в коллективе человек! Коллеги использовали ее на всю катушку, но при этом, мягко выражаясь, недолюбливали. Не любить того, кого стрижешь, заложено в человеческой натуре, не так ли?