Позвонивший не обманул ее. Виталик действительно был не один. На тахте сидел, закутавшсь в простыню, незнакомый молодой человек и испуганно смотрел на нее. В воздухе витал нежный аромат яблок… Антоновка! Плетеная корзинка, полная яблок, стояла на столе. Рядом – бутылка вина, две рюмки, коробка печенья…

Остолбеневшая Римма, открыв рот, смотрела на парня. Виталик неслышно подошел сзади, стоял, опираясь о косяк двери, скрестив на груди руки. Был он бос, в одних джинсах. Розовощекий блондин испуганно смотрел на нее. Пауза затягивалась. Все молчали.

Римма вдруг стремительно повернулась к мужу, мельком отметив широкий разворот его плеч, темные соски на выпуклой груди, размахнулась и ударила по лицу. Он не успел отпрянуть. И помчалась к выходу. С силой захлопнула за собой дверь. На улице было холодно и пусто. Шел дождь. Тусклые фонари отражались в мокром асфальте. Она остановилась, слизывая с уголков губ злые слезы. Раздумывала, куда пойти.

Что она чувствовала в эту минуту? Злость? Разочарование? Изумление? Оторопь? Всего понемногу. Бешено и звонко колотилось сердце, да где-то глубоко в сознании вертелись заезженной пластинкой две мысли: «Лучше бы я не приходила!» и «Что же делать?» Постояв нерешительно минуту-другую, она направилась к Людмиле. По ночному городу, под дождем, без зонта. И прекрасно! Чем хуже – тем лучше.

Людмила была дома. Рассмотрев подругу в глазок, она открыла дверь, представ перед Риммой растрепанной, в халате, накинутом поверх ночной рубашки. Лицо ее лоснилось от крема, ненакрашенные глаза, какие-то беззащитные, щурились на свет.

– Риммочка, что случилось? – выдохнула она испуганно.

Римма, не отвечая, прошла в кухню, уселась на табуретку.

– Людмила, – сказала она, серьезно глядя на подругу, – я, наверное, уйду от мужа.

К ее удивлению, Людмила не ахнула, не всплеснула руками и вообще повела себя довольно странно.

– Чай будешь? – спросила она.

– Я ухожу от Виталика, – повторила Римма громче. – Слышишь?

– Слышу, – только и ответила Людмила.

– Я не могу с ним больше, – продолжала Римма, озадаченная и обиженная странным бесчувствием подруги.

Людмила молчала. Римма сняла куртку и бросила ее на табуретку рядом с собой. Людмила молча возилась с чайником.

– Да что с тобой?! – возмутилась Римма. – Оставь в покое свои кастрюли! Я развожусь, слышишь?

– Что случилось? – наконец выдавила из себя Людмила. Она поставила чайник на огонь и присела около Риммы. Вытянула ноги в тапочках с кошачьими мордами, повертела ими в воздухе. Рассматривала их так сосредоточенно, как будто видела впервые.

– Представляешь, – сказала Римма, – я застала его в мастерской… с парнем! С парнем, представляешь? – Она выразительно смотрела на Людмилу, ожидая взрыва негодования. Не дождалась. Людмилино мертворожденное «Да-а-а?» выглядело просто неприличным. – Людмила! – строго сказала Римма. – В чем дело?

– Риммочка, ты только не обижайся, ладно?! – Людмила приложила ладошки к щекам. – Это никакая не новость. Весь город знает, что твой Виталик таскает к себе в мастерскую не только девочек, но и мальчиков. Неужели ты не знала?

– Весь город? – Римме показалось, что ее ударили. – Так ты знала?

– Знала… Ну, не сразу, конечно, – Людмила избегала Римминого взгляда. – А ты разве не знала?

– Я?! Понятия не имела! Антон тоже знает?

– Насчет Антона не уверена. По-моему, Антон в принципе не знает, что такое бывает.

– Неужели ты думаешь, что я жила бы с ним, если бы знала? – Римма была возмущена предательством подруги. – Как ты могла?

Тут закипел чайник, и Людмила принялась заваривать чай. Вопрос остался без ответа. Оказывается, Людмила все знала, весь город все знал, все друзья и знакомые… тоже! Римма поежилась. И на работе! О господи! А соседи? Тоже знают? Одна она, дура, ничего не подозревала, думала, что Виталик любит только ее… Она вспомнила, как он говорил ей, дурачась: «Жил только с вами, и больше ни с кем!», в ответ на ее ревность, ерошил волосы, усаживал к себе на колени, целовал пальцы, начинал расстегивать блузку… покусывал за ушко… И все это легко, с усмешкой, ласково. Б-р-р-р!

Антон, чистая душа, ничего не знала в силу своей сексуальной безграмотности, а она, Римма, в силу того, что была женой. А жены, как и мужья, обо всем узнают последними. Только они с Антоном ничего не знали…

– Он детей не хотел! – сказала она обличающе.

– Зачем таким дети? – ответила Людмила. – У них совсем другие интересы.

– А что мы скажем Антону? – хочешь не хочешь, а Антон была честью и совестью их компании.

– Антону? Да что угодно! Что не сошлись характерами или… что ты хочешь детей, а он не хочет. Делов!

…Римма, присев на корточки, собирала с пола осколки стекла, когда раздался звонок в дверь. Два коротких, один длинный. Игорь! Она резко поднялась и, не почувствовав боли от острого кусочка стекла, впившегося в ладонь, побежала в прихожую. Не спросив, кто там, она распахнула дверь и бросилась на шею Игорю, приговаривая:

– Игоречек, Игоречек, родной мой, слава богу! Ты пришел! Слава богу!

Он пнул ногой дверь, захлопывая ее, прижал Римму к себе, шепнул:

– Риммочка!