Шрифт:
— Ну, и как? Существует такой язык? — нахохлилась Маринка, дабы показать, что её не только Божьи, но и мирские проблемы иногда интересуют.
— Существует, но им мало кто пользуется…
Мадам привратница настояла на продолжении рассказа.
— Случилось ли в твоей жизни что-либо после этого?
— В моей-то ничего не случилось, а вот в Исландии — на следующий день вулкан пыхтеть начал. Извергнулся! Я тогда ещё подумал: как хорошо, что художники с того света предсказывают. Вот бы он мне моё будущее предсказал!
Мадам вздохнула.
— Этот может… Если бы ты, всё-таки, попал на коронацию и стал правителем, то наобщался бы с ним вволю…
— Так это он? Главный, что ли?
— Он-он…
— Художник Чюрлёнис был воплощением сатаны?!
— Тут по-другому понимать надо… — снова захотела выделиться Маринка. — Просто он в разных личинах является. Форсит! Или заворожить кого-то хочет… Правильно я говорю?
Мадам кивнула.
— А меня-то ему зачем завораживать? — удивился Максимка. — Да ещё и лично во сне являться! Вы же сами говорили, что во сне только мелкота является — бесы…
— Как к кому… К иным приходит и сам, лично… Нарушая запрет! К тем, у кого сила большая есть…
— Какой запрет?
— Его связали обещанием, в аду принудительно держат, а он так и норовит выпендриться. Будешь и ты теперь свидетельствовать против него…
— Когда?
— Когда время придёт…
За узорным окошком мелькнул силуэт, раздался голос Силантия.
— Кто придёт? К кому придёт?
Ну, и слух у бабкиного дружка! Максимка помчался в сени — подавать гостю веничек для обметания снега.
Глава 3. Помеченные Фигой
Вошедший раскланялся, но не сильно, лишь лёгкими кивками, и сразу выложил на стол, уже свободный от чашек с блюдцами, какую-то тяжёлую фиговину, обёрнутую мешковиной. Внутри свёртка оказались две тугие вязанки коричневых палочек, уложенные «бревном», обмотанные скотчем.
— Ваша премия, мадам… От него…
— За что?
— Ну, вы же столько разных штучек наизобретали…
— Так он ими не пользуется!
— Ещё как пользуется!
— Не поняла…
— Я сам не сразу понял. А потом случайно выяснилось, что ваша «комната испуга» ему во много раз процесс отбора кадров удешевляет, Гришины фиги стоят дороже. Я как узнал об этом, сразу прижал его, мол, расплатиться надо…
— А что ж он морду-то кривил? Чуть не плевался, говорил, что я на ерунду время трачу…
— Разве не понятно? Для отвода глаз, чтоб вы, часом, не зазвездились и не потребовали место заместительши…
— И в мыслях не имела! Я руководить не очень-то умею, во мне больше творческая жилка развита.
Мадам схватила кухонный нож, разрезала скотч, выудила одну из палочек и, чуток побормотавши, сотворила из неё люстру горного хрусталя, на золотом каркасе, с подвесками чистого золота.
Баба Маша охнула, вскочила с табуретки, пошла за каплями к буфету.
— Мария, это тебе вместо мельницы, подарочек к наступающему Рождеству, раз новый год уже позади! — торжественно провозгласила старуха, подмигнув Силантию.
Тот, вынув из кармана миниатюрную стремянку, увеличил её до нужных размеров.
— Моя школа! — крякнула привратница.
К тому времени баба Маша уже слегка оклемалась.
— Стойте! Вы хотите эту махину на потолок повесить?!
— Да, а что? — спросила мадам.
— Ой, горе! Перекрытия-то деревянные…
Силантий и мадам переглянулись.
Экс-привратница, досадливо махнув рукой, вытащила флягу, отпила и принялась новые заклинания читать.
Через полминуты вместо люстры на столе лежала кипа денег, в самом разном выражении, и несколько золотых слитков.
В это раз баба Маша к буфету не пошла, но по лицу было видно, что последний фокус добил её окончательно.
— Что, снова не то? — улыбнулась привратница.
— Да нет, всё то! Спасибо! Не хочу выглядеть неблагодарной…
Хмыкнув и сцепивши зубы, хозяйка кухни сняла передник, накрыла им подаренные ценности. Затем пошла к окну, глянула во двор.
— Вроде, никого! А то убьют ведь, коли проведают о таком богатстве…
Она пошарила в тумбе, стоящей рядом с окном.