• «НЕПРАВИЛЬНАЯ ЕДА». — Светоний много говорит о вызывавших осуждение гастрономических пристрастиях Вителлия. Он был якобы невероятным и вульгарным обжорой. О столь фантастическом «обжорстве „Лже“-Дмитрия» вроде бы ничего сообщается, однако в то же время подчеркивается, что его ОБЫЧАИ В ЕДЕ вызвали недовольство в Москве. Сообщается, что «он посещал в Москве церковные службы и даже ел постное в положенные дни, но всем своим поведением проявлял легкое и пренебрежительное отношение как к вере, так к духовенству и старым обычаям. ОН НЕ МЫЛ РУК ПОСЛЕ ЕДЫ, НЕ ОТДЫХАЛ ПОСЛЕ ОБЕДА И НЕ СТЕСНЯЛСЯ ЕСТЬ ТЕЛЯТИНУ, ЧТО ОСОБЕННО ВОЗМУЩАЛО ВСЕХ, так как есть ее почиталось большим грехом. Однажды за столом Михаил Татищев… при виде блюда с телятиной настолько резко высказал царю свое негодование, что подвергся ссылке и был помилован лишь по просьбе Басманова.

ВВИДУ ТАКОГО ЗАЗОРНОГО ПОВЕДЕНИЯ Расстриги, в Москве не замедлили появиться слухи об измене царя православию» [578], кн. 2, с. 768.

Подобные «гастрономические» слухи о «Лже»-Дмитрии вполне могли превратиться под пером услужливого «античного» редактора в рассказ о предосудительном обжорстве императора Вителлия.

Светоний рассказывает следующий сюжет о Вителлин. При вступлении в Рим он встретился на Капитолии со своей матерью и приветствовал ее. «Сам Вителлий, в боевом плаще, опоясанный мечом, верхом на великолепном скакуне, тронулся с Мульвиева моста, гоня перед собой сенаторов и народ, как победитель, въезжающий в покоренный город… Он… сменил плащ на тогу и ВСТУПИЛ В СТОЛИЦУ во главе армии, шедшей в сомкнутом строю…

Он поднялся на Капитолий, ОБНЯЛ МАТЬ И НАЗВАЛ ЕЕ ПОЧЕТНЫМ ИМЕНЕМ АВГУСТЫ» [833], т. 2, с. 90.

Однако, как выясняется, отношения Вителлия с матерью были непростые. Якобы он потом даже убил ее.

«Подозревали его даже в убийстве матери: думали, что он во время болезни не давал ей есть, потому что женщина из племени хаттов… предсказала ему, что власть его лишь тогда будет твердой и долгой, если он переживет своих родителей. А другие рассказывают, что она сама, измучаясь настоящим и страшась будущего, попросила у сына яду и получила его без всякого труда» [760], с. 192.

Тацит добавляет следующее: «Думал он и о своей престарелой матери; судьба, правда, сжалилась над ней — она скончалась за несколько дней до гибели всех своих родных; принципат сына не принес ей ничего, кроме горя и общего уважения» [833], т. 2, с. 129.

Обратимся теперь к русской истории. Согласно романовской версии, после вступления «Лже»-Дмитрия в Москву среди некоторой части знати и в народе нарастало подозрение, что страной правит самозванец. Потребовалось его признание со стороны бывшей царицы Марии Нагой, жены Ивана Грозного, матери Дмитрия Ивановича. Данный сюжет мы уже анализировали в книге «Завоевание Америки Ермаком-Кортесом и мятеж Реформации глазами „древних“ греков». Напомним его.

По словам Карамзина: «Войско, Синклит, все Чины государственные признали обманщика Димитрием, все, кроме матери, КОТОРОЙ СВИДЕТЕЛЬСТВО БЫЛО ВАЖНО И ЕСТЕСТВЕННО, что народ, без сомнения ожидал его с нетерпением. Уже Самозванец около месяца властвовал в Москве, а народ еще не видел Царицы-Инокини, хотя она жила только в пятистах верстах оттуда: ибо Лжедмитрий не мог быть уверен в ее согласии на обман…

Лжедмитрий уже гласно послал к ней в Выксинскую пустыню Великого Мечника, Князя Михайла Васильевича Скопина-Шуйскаго, и других людей знатных с убедительным челобитьем нежнаго сына благословить его на Царство — и сам, 18 Июля, выехал встретить ее в селе Тайнинском. — Двор и народ были свидетелями любопытнаго зрелища, в коем лицемерное искусство имело вид искренности и природы. Близ дороги РАЗСТАВИЛИ БОГАТЫЙ ШАТЕР, КУДА ВВЕЛИ ЦАРИЦУ, И ГДЕ ЛЖЕДМИТРИЙ ГОВОРИЛ С НЕЮ НАЕДИНЕ — не знали о чем; но увидели следствие: мнимые сын и мать вышли из шатра, ИЗЪЯВЛЯЯ РАДОСТЬ И ЛЮБОВЬ; НЕЖНО ОБНИМАЛИ ДРУГДРУГА, И ПРОИЗВЕЛИ В СЕРДЦАХ МНОГИХ ЗРИТЕЛЕЙ ВОСТОРГУМИЛЕНИЯ» [362], т. 11, гл. 4, столбцы 127–128.

Встреча «Лже»-Дмитрия с инокиней Марфой считалась очень важной.

Романовские историки подчеркивают, что удостоверение «подлинности Дмитрия», данное инокиней Марфой, было все-таки не совсем полным и не очень четким. Во-первых, в момент первой их публичной встречи оба они стояли вдали от толпы и лишь демонстрировали на публику «нежные чувства». О чем они говорили в шатре — неизвестно. Во-вторых, уже после падения «Лже»-Дмитрия, Марфа якобы созналась, что он был вором и расстригой, и что она пошла против совести «из-за страха». Писали, в частности, следующее: «Впоследствии, перед мощами царевича Димитрия, она сознавалась, что „долго терпела тому вору и расстриге…, а делалось то от бедности; потому что с того времени, как убили сына ея повелением Борисовым, а меня держали в великой нуже, и весь мой род по дальним городам порассылан был… А коли он со мной говорил, И ОН ЗАКЛЯЛ И ПОД СМЕРТИЮ ПРИКАЗАЛ, чтобы никому того не сказывала“» [578], кн. 2, с. 763.

Официальная романовская версия гласит: «18 июля 1605 г. имела торжественный въезд в Москву и признала Лжедимитрия своим сыном, но после его смерти отказалась от этого признания и 3 июня 1606 г. торжественно встретила в Москве мощи своего сына, св. царевича Димитрия, принесенные из Углича. Умерла в Москве в 1610 г., а не в 1608 г., как гласит надпись на ее гробе в московском Вознесенском монастыре» [988:00], «Мария Федоровна (в иночестве Марфа)».

Вероятно, «античная» версия и здесь была создана на основе романовской. В самом деле.

• ПУБЛИЧНАЯ ВСТРЕЧА МАТЕРИ С САМОЗВАНЦЕМ, ВСТУПИВШИМ В СТОЛИЦУ. — В «античной» версии, мать Вителлия встречает его в Капитолии, главном дворце Рима, в тот самый момент, когда он торжественно вступает в город во главе войска. На виду у всех Вителлий обнимает мать и дает ей титул Августы.

Аналогично, по романовским источникам, «Лже»-Дмитрий устраивает публичную встречу с Марией Нагой, матерью Дмитрия. Считается, что они были рады друг другу. Хотя рядом с ними никого не было, многочисленные зрители наблюдали издалека. О чем беседовали мать с сыном — неизвестно. Однако «Лже»-Дмитрий демонстрирует любовь и уважение к матери.