Блюхер посмотрел на багровое от злости лицо хозяина, тихо сказал:

— Напрасно вы верите всяким сплетням, Всеволод Петрович.

— Я все знаю. Понимаешь, все, досконально. В Бутырской тюрьме, видать, ничему не научился. Вот загонят к белым медведям, остолоп вифлеемский!

— А вы не кричите. Я все хорошо слышу и все понимаю.

— Видать, плохо понимаешь. Так вот запомни: это первый и последний разговор. Я тебя жалею, а ты меня под такой удар подводишь. Подумай, пока не поздно.

Погладил широкой ладонью костяшки на счетах, добавил глухо:

— Ступай за прилавок. И ни гу–гу. Вот таким манером…

«Надо уходить, — решил Блюхер. — Выгонит. Продаст».

Поздно вечером, никого не предупредив, Блюхер уехал в Казань. Поступил на завод Алафузо — в гранатную мастерскую. Оттуда вскоре перешел на завод Остермана. И здесь в июне 1916 года вступил в партию большевиков [6] .

Весной 1917 года Василий Блюхер переехал в Самару.

Ознакомившись с городом, зашел в Самарский партийный комитет, рассказал о себе и попросил:

— Помогите устроиться на Трубочный завод.

Член комитета Алексей Галактионов посоветовал:

— На Трубочном у нас сильная организация. А что, если вам вернуться на военную службу? Скажем, в сто второй запасной полк. Добровольцем. Там больше принесете пользы.

— Да что вы! Я инвалид первой группы. Вся спина осколками изодрана.

— Вид-то у вас подходящий. По части медицинской свяжитесь с нашим человеком — врачом Цинтроблатом. Видите ли, надо бороться за армию. Это, пожалуй, самая важная задача текущего момента. Держите с нами связь. Желаю успехов.

Василий Блюхер вытащил из чемодана и привел в порядок военное обмундирование. Почистил Георгиевские кресты и медали. Написал докладную записку и отправился в 102–й полк.

Молодцеватый разумно отвечающий на все вопросы доброволец понравился адъютанту, и он обнадежил:

— Если пройдете медосмотр, я возьму вас в штаб писарем.

— Постараюсь оправдать ваше доверие, — охотно пообещал Блюхер.

Старший врач полкового околотка не скрыл удивления:

— Редкий случай в моей практике. Все стараются удрать из армии, и вдруг нашелся чудак, который сам просится в мясорубку.

— Я служил в армии и выбыл по ранению.

— Снимите рубашку, взгляну на ваши царапины.

Блюхер оголил спину.

Врач поморщился, сказал угрюмо:

— Сплошной шрам. И впечатление такое — раны вот–вот откроются. А теперь послушаем сердце.

Трубка была неприятно холодной.

— Сердце и легкие в норме, — определил врач. — И все-таки вы, голубчик, отвоевались. Одевайтесь.

Блюхер торопливо затянул ремень, попросил:

— Помогите, товарищ Цинтроблат. Понятно, не строевой, но писарем-то я могу работать.

— Откуда вы меня знаете?

— Товарищ Галактионов сказал: там наш человек — Цинтроблат.

Врач покачал головой.

— Повторяю, могут открыться раны. За столом-то вы усидите. А что, если вас в маршевую роту сунут? На фронт. Ваш шаг подобен самоубийству. Ну, ладно. Я поговорю в штабе.

На следующий день унтер–офицер Василий Блюхер был зачислен писарем в 102–й запасной стрелковый полк.

На митингах Василий Блюхер познакомился с солдатами–большевиками и получил представление о своих идейных противниках.

В Самаре были расквартированы многие воинские части: 102, 130, 133 и 143–й запасные стрелковые полки, 3–я запасная артиллерийская бригада, 4–й запасной саперный батальон, 690–я пешая дружина, три команды выздоравливающих и несколько санитарных и интендантских подразделений. И во всех этих частях шла напряженная политическая борьба. Имея значительный количественный перевес, эсеры и меньшевики одержали победу в дни выборов в Совет военных депутатов.

Первое выступление Василия Блюхера на полковом собрании было неудачным. Скованный робостью, он очень медленно подбирал нужные слова и паузы заполнял раздражающими слушателей фразами: «По сути дела» и «Надо сказать».

Член полкового комитета эсер–краснобай Галиков крикнул:

— Если надо сказать, говори, а не тяни резину.

Еще больше съязвил его приятель Крусликов:

— По сути дела ничего и не слышим.

Все засмеялись. Блюхер растерялся и, сам того не желая, сделал вывод: