— Выпроводи его из владений!

Натали щелкнула пальцами так же властно, как и героиня в викторианском романе.

— И так, чтобы он здесь больше не появлялся!

Миллс посмотрел на меня через уголки своих глаз. На его тонких губах была своего рода ухмылка.

— Не появится, — томно заверил он. — В этом вы можете не сомневаться. Пойдем, приятель. Давай прогуляемся до ворот.

Я взглянул на Натали, но она безразлично намазывала поджаренный кусочек хлеба, взгляд ее снова стал пустым и одиноким. Если бы выдавали «Оскар» за быструю смену выражений лица, то она получила бы его безо всякого промедления.

— Не хочу надоедать по этому поводу, — обратился я к ней, — но если бы ты сказала мне, где можно найти миссис Серф, то сэкономила бы мое время и избавила бы меня от лишних хлопот.

С таким же успехом я мог обратиться к Великой Китайской стене.

Светловолосый мальчик начал приближаться ко мне.

— В путь, приятель, — ласково произнес он. — Ты и я, вместе.

— Теперь послушай… — начал было я, но меня грубо прервал удар кулака по зубам.

Это был не тяжелый, но молниеносный удар. Я даже не успел его увидеть. Челюсть заболела так, как и должна была заболеть, но я не покачнулся.

— Хорошо, — пробурчал я, касаясь разбитых губ. — Пойдем к воротам. Если ты так себя испытываешь, то я с удовольствием тебе помогу.

Я был так зол, что, даже не взглянув на Натали Серф, быстро спустился по ступенькам. Он последовал за мной. Я был уверен, что одолею его. Я был на четыре дюйма выше, примерно на двадцать фунтов тяжелее и жаждал его крови.

Он сохранял дистанцию, так что, когда мы подошли к воротам, между нами все еще было три или четыре ярда. У ворот я повернулся и стал ждать его. Он все еще выглядел апатичным, и это раздражало меня, потому что обычно парни не выглядят так вяло, когда я собираюсь отдубасить их.

Он легко двинулся на меня, я намеревался ударить левой так, чтобы у него опустились руки, а потом — правой в челюсть, что должно было снести ему голову с плеч. Это был хороший удар; один из моих лучших и тот, что ранее был известен, как никогда не дававший промаха. Он был хорошо рассчитан, он не был перехвачен и был всего на мгновение медленнее, чем вспышка молнии… но он прошел мимо Миллса на добрых три дюйма, и я по инерции полетел вперед. Все, что ему оставалось сделать, — шагнуть и как следует врезать мне. Он быстро провел серию из пяти ударов немножко ниже ремня с силой и скоростью заклепочного пистолета.

Я упал на колени. Дыхание перехватило, сил подняться не было. Он добил меня правой, что было легко. Я мог видеть, как она шла на меня, но я ничего не мог с ней поделать. Она врезалась в мою челюсть с силой кувалды. Я очнулся от накатившей черной волны тошноты и обнаружил себя лежащим на спине, смотрящим на ватные облака, безмятежно плывущие по утреннему небу.

— Не приходи снова, приятель, — произнес голос вдалеке. — Нам не нравится, что ты болтаешься поблизости, так что избавь нас от своих визитов.

Я с трудом вглядывался в смутную, щегольски одетую фигуру, стоящую надо мной, затем что-то, что, вероятно, было его сапогом, ударило меня в шею, и я погас подобно пламени на ветру.

Когда я подошел к своей машине, рядом сидел полицейский верхом на мотоцикле. У него был покорный, скучающий взгляд и вид человека, который ждет у моря погоды.

Увидев меня, он ухмыльнулся, слез с машины, поставил ее на подножку и подошел ко мне.

Весь путь из поместья «Санта-Роза» я проделал довольно уверенно, несмотря на то что у меня закончился запас бранных выражений и я все еще был зол. Моя шея болела так, словно ее отколотили обухом топора, а мой живот сковало кольцом боли, что прибавляло огня моей ярости.

Я был больше разгневан на себя, чем на Миллса. Позволить уличному мальчишке-недорослю побить меня было чем-то, что причиняло боль моей гордости, а когда страдает гордость Маллоя, ку-клукс-клан отдыхает.

— И чего же ты хочешь? — спросил я, достаточно твердо для человека, которому пришлось прожевать полный рот гвоздей. — У меня полно неприятностей и без полиции, так что говори свое дело и проваливай.

Полицейский сочувственно усмехнулся, когда заметил черно-зеленый синяк на моей шее. Он мягко присвистнул и покачал головой.

— Что случилось? — поинтересовался он, облокачиваясь на дверцу машины. — Лошадь тебя лягнула, что ли?

— Лошадь? — произнес я сарказмом. — Думаешь, лошадь так меня пометила? Ты знаешь тот паровой молот, работающий на углу Россмор и Джефферсон?

Он сказал, что да, его глаза широко раскрылись.

— Ну, я просунул свою голову между ним и наковальней и принял несколько ударов, чтобы проверить, насколько я крепкий.