Рендон слышал мое выступление о персонал ими ци и на одном мероприятии. Стена фильтров, как он мне тогда сказал, обеспечивает новые способы управления восприятием: «Для начала нужно проникнуть в суть алгоритма. Если вы сможете найти способ загрузим, свой контент так, чтобы только он воспринимался алгоритмом, то у вис будет больше шансов сформировать убеждения». Он предполагает, что если мы затянем куда нужно, то обнаружим следы такого процесса изменение настроений со временем при поддержке алгоритмов уже сейчас.

Но если стеной фильтров и можно пользоваться для изменения позиций в Ираке или Панаме, Рендона, очевидно, тревожит влияние «самосортировки» и персонализированных фильтров ни демократию в США. «Если я фотографирую дерево, — говорит он, мне нужно знать, какой сейчас сезон. В разное время года оно выглядит по-своему. Оно может засыхать или просто терять листья осенью». Чтобы принимать правильные решения, чрезвычайно важен контекст: вот почему военные так плотно занимаются тем, что называют «ситуационной ориентацией на 360 градусов». За стеной фильтров нет никаких 360 градусов — может оказаться, что градус всего один.

Я вернулся к вопросу об использовании алгоритмов для изменения настроений. «Как перехитрить систему, если в ее основе автоматически генерируемые, самоподдерживаемые потоки информации?» — «Об этом надо еще подумать, — ответил Рендон. — Но, думаю, я знаю, как бы я это сделал».

«Как?» — спросил я.

Он замялся, потом усмехнулся: «Близко, но мимо». Он и так уже сказал слишком много.

Пропагандистская кампания Первой мировой войны, против которой ратовал Уолтер Липпман, была масштабным проектом: чтобы заставить правду маршировать по указке властей, нужно было привлечь сотни газет по всей стране. Сейчас, когда каждый блогер сам себе издатель, задача эта кажется практически невыполнимой. В 2010 году глава Google Эрик Шмидт подтвердил это. В журнале Foreign Affairs он утверждал, что Интернет затмевает посредников и правительственные ведомства, наделяя индивидов могуществом «творить, потреблять и распространять свой контент вне государственного контроля» [297] .

Это удобная для Google точка зрения: если посредники теряют власть, то компания — лишь мелкий игрок в масштабной драме. Но на практике большая часть онлайн-контента попадает к людям через несколько крупных сайтов, прежде всего Google. Это новые локусы власти. И хотя их транснациональный характер обусловливает меньшую восприимчивость к определенным формам государственного регулирования, они также могут предложить правительствам, стремящимся управлять движением информации, «систему одного окна».

Если база данных существует, то правительство может получить к ней доступ. Вот почему борцы за право на владение и ношение оружия так много говорят о деле Альфреда Флатова. Этот гимнаст-олимпиец, немецкий еврей, в 1932 году зарегистрировал пистолет в соответствии с законами приходящей в упадок Веймарской республики [298] . В 1938 году к нему в дом нагрянули немецкие полицейские. Они изучали архивы и, готовясь к холокосту, искали евреев, владевших огнестрельным оружием. Флатов погиб в концлагере в 1942 году.

Для членов Национальной стрелковой ассоциации эта история — серьезное предостережение об опасности, которую несет учреждение единого национального реестра огнестрельного оружия. Указывая на дело Флатова и тысячи подобных историй, она успешно препятствовала созданию такого реестра в течение многих десятилетий. Если бы к власти в США пришел фашистский, антисемитский режим, то с помощью государственных баз данных было бы затруднительно найти евреев — владельцев оружия.

Но, возможно, вопрос поставлен слишком узко. Фашисты и не славятся готовностью четко следовать букве закона. А предсказать, у кого оружие есть, а у кого нет, можно и с помощью данных, которые используют операторы кредитных карт, или моделей, построенных на информации, которую отслеживает Acxiom, — и прогноз будет довольно точным.

Даже если вы и не сторонник распространения оружия, этой истории стоит уделить внимание. Персонализация передает власть в руки нескольких крупных корпоративных игроков. И консолидация огромных массивов данных дает правительствам (даже демократическим) гораздо больше потенциальной власти, чем прежде.

Многие компании и стартапы теперь размешают свои сайты и базы данных не на собственных компьютерах, а на виртуальных машинах в огромных серверных фермах, управляемых другими компаниями. Колоссальный объем вычислительных мощностей и хранилищ данных, созданный этими сетевыми машинами, известен как «облака»; «облачные вычисления» обеспечивают клиентам гораздо большую гибкость. Если вы пользуетесь этим методом, не нужно покупать новое оборудование, когда ваши потребности в обработке информации растут: вы просто арендуете дополнительное количество «облака». Amazon Web Services, один из крупнейших игроков этого рынка, поддерживает тысячи сайтов и серверов и, несомненно, хранит личные данные миллионов людей. С одной стороны, «облачные» вычисления дают каждому подростку в подвале его дома практически неограниченную компьютерную мощь, что позволяет быстро масштабировать новые онлайн-сервисы. С другой стороны, как заметил Клайв Томпсон, «облака» — «это всего лишь несколько компаний» [299] . Когда Amazon под политическим давлением убрал активистский сайт WikiLeaks со своих серверов, тот тут же рухнул: больше некуда было податься [300] .

Правительству также гораздо проще получить доступ к личным данным, хранящимся в «облаках», чем к информации на домашнем компьютере. Чтобы изучить жесткий диск вашего ноутбука, ФБР нужен судебный ордер. Но если вы пользуетесь электронной почтой Yahoo, Gmail или Hotmail, вы, по словам юриста Electronic Freedom Foundation, «тут же лишаетесь своих конституционных прав» [301] . ФБР может лишь попросить компанию предоставить информацию — не нужно никакой волокиты, никаких разрешений. Главное, чтобы потом бюро смогло утверждать, что это был чрезвычайный случай. «Копам это понравится, — говорит об "облачных" вычислениях адвокат Роберт Гелман, занимающийся защитой частной жизни. — Они могут получить чьи угодно документы из одного источника» [302] .