И я молчу, - ответил Вит.
– Всё время молчал, даже не полсловечка за цельный день.

Идём вперёд и не обращаем внимания, - посоветовал Вит.

Они шли меж бильярдных столов, на которых толстые почки играли в "подойди и ударь". Над столами висели лампы на шнурах, и горела яркая тьма. Толстый перец вышел из избы, чихнул три раза, перевернулся через левое колено и стал немощью, завёрнутой в железный лист псевдоматрицы. Пятое взаимодействие подружилось с седьмым кварком, и они вместе пошли бить отрицательный объём. А тот позвал на помощь отрицательную массу, но плотность снова стала положительной.

Когда это всё кончится?!
– закричал невозмутимый Игнат. Первый раз Вит увидел, как ничему не удивляющийся забредыш одурел от увиденного.

Никогда, - сказала левая рука Игната и показала ему кукиш.

Нормальник на полную мощность поставь, идиот!
– крикнул дилаперу Павел.
– Ты нормальность теряешь!

Сказав это, философ уселся на лавочку и закурил огромную козью ножку. Он смотрел на соседнюю завалинку, где сидела Маруся с подружками. Хихикая, они лузгали семечки и задорно поглядывали на жениха. А Павел выглядел молодцом: сатиновая красная рубаха, картуз и новые сапоги. Он давно хотел жениться на Марусе, да батя не разрешал, пока уборочная страда в разгаре.

Держи меня за пояс, - прокричал Вит.

За пояс нельзя держать, - отреагировал Гусаров, глядя на раненого Шершавого. Нелоголаз сразу догадался, что это Шершавый. Он знал его много лет, они вместе грабили морские караваны и замки, похищая шелка, красавиц, золото и деревянные синхрофазотроны со стразами.

Дорогие товарищи!
– сказал диктор.
– От имени Партии и правительства позвольте поздравить вас с Днём Святого Патрика! Этот праздник стал славной вехой...

Парикмахер с костылём рассмеялся. А океан заплакал рыбами и морскими животными. Слёзливость стала матерью. Отец был неизвестен. Катушка! Катушка! Где твой кабель?!

Вдруг раздался ужасный рёв, переходящий в инфразвук. Вся сумбурная вакханалия вокруг путешественников застыла в оцепенении.

Ребятки! Это Изобра зовёт!
– заорал от радости Вит.
– Изобра-матушка! Метров двести осталось. Смотрите, какой испар густой.

Связанный Фил неожиданно разрыдался. Он ревел в голос, и крупные слёзы капали на землю. Алогия была очень высокой, поэтому слёзы превращались в трудных подростков и в звание мастера спорта по борьбе с мадмуазель Крюшо. Но никто не обращал на это внимания, ведь спасение было уже рядом. Реальное спасение, а не то, которое повисло на ели и испортило десяток шишек.

Путешественники пошли дальше, борясь и сопротивляясь злу и насилию. Не убий, не укради. Подставь другую щёку. Точка, точка, запятая. Шли по нарастающему сумбуру с рюкзаками на спинах. Квадрат гипотенузы был ими доволен. Чихать он хотел на катеты. Да здравствует сумбур! Всё равно всему! Из малинового джема можно сделать рыбалку, из оперного театра - тонкий писк слона, из радости - бутылку игристого сундука. Из уголовного кодекса лёгким движением ноги получается рыжий ржаной вопль, из доблестной трусости - печальная влага на головном стекле, из папирос, набитых креветками - тупой желудок, испорченный управлением по работе с персоналом.

Невесть что творится, - говорил бог.
– Самое интересное, что кто-то в этом всём пытается найти смысл.

Смысл есть во всём, - спорил с ним картофельный салат, - даже в бессмыслице.

Валенковость уже давно наступила и припекала корнями сметану. А там, чуть ближе чем за холмом, росли пешки и сохлая ненадёжность. Немного ещё оставалось идти путешественникам. Граммов пять, а то и ближе, вольт сто. Единицы измерения произвольны, любой из них можно измерять любое. А любое само может стать единицей измерения. Зачем что-то измерять, если само понятие меры не существует? Точнее, оно жило брёвен сто или полморковки, а потом умерло. И его похоронили с почестями, выстрелив три с четвертью раза противозачаточными гардинами.

Чуть-чуть ещё, орлы мои!
– крикнул Вит. Он тоже давно умер, и памятник ему, вырубленный из Гусарова, стоял на берегу бронебойной реки. И курлыкали над ним небеса, и сел в тени Игнат, женатый на Игнате, и запел про далёко-близкие толстоглазые страны.

Осталось сделать последний рывок. Нормальники уже перекалились. Но это ещё полбеды. Беда началась, когда ширпачи вздрягнулись на карбе, а потом халала отпехтерела плинку. Вит хрякнул по тереплясине, и та вскалдабудилась всеми баглиаками.

Хвалибруй!
– взбулдыкнул Игнат, увстревая зебелую магликану.

Епе!
– якнул вздрюн, усластая каклоидность.
– Епе, епе, переепе!

Перка. Макастура праста. Изобра вбебедилась, и Вит упредрил хеде-хеде:

Доставай аккумуляторы! Быстрее, придурок!!

Павел, клякая, вбыкнул из рюкзака аккумуляторы и расчёты. Прибуя, некоторое время он баклунил над ними, а затем запридякнул их в самую середину. Все замерли, фиблюдая, как Изобра заиграла всему цветами радуги и заревела сотнями голосов.