– Я не стану ходить вокруг да около, – Перес перешел на русский язык, который необычайно приятно звучал из его уст, очень тепло и певуче. – У вас осталась вещь, принадлежащая Марине. Это ключ. Я хочу его получить.

– Что? – удивилась Полина. – Какой ключ?

Тонкие черные брови Переса изогнулись в немом вопросе, он слегка подался вперед, позволив рассмотреть себя в мельчайших деталях. Лицо его было отталкивающе-притягательным, от него невозможно было оторваться, и все же оно внушало отвращение. В каждой черточке читалась настолько явная угроза, что кончики пальцев начинало покалывать, а ноги холодели и дрожали. Полина почти перестала дышать, рассматривая точеную линию подбородка, обжигающую надменность голубых, почти прозрачных глаз, тонкий контур носа и изящные, слегка припухлые губы.

– Марина сказала, что передала вам ключ, – улыбнулся Перес, утратив бесстрастность и сменив до этого холодный образ на мягкий и юношески непринужденный.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – произнесла Полина, завороженная столь радикальной переменой во внешности. – Что за ключ?

– То есть вы утверждаете, что Марина ничего вам не передавала?

– Впервые слышу об этом… – Она увидела показавшегося в дверях худенького Гуэна и поднялась. – Жаль, что ничем не могу вам помочь. Возможно, вы ошиблись или же неправильно поняли Марину.

– Рекомендую вам найти эту вещь, – жестко произнес Перес, также поднялся и с непонятным самодовольством во взгляде просверлил лицо Полины. – Она мне нужна.

– Повторяю. Я ничем не могу вам помочь, – Полина с высокомерием ответила на этот заносчивый выпад. – И мне… – Она вздрогнула, так как Перес взял ее за руку, резко отвел за спину и настолько сильно сжал, что у нее слезы показались на глазах.

– У тебя есть два варианта: либо ты вернешь ключ, либо… – Перес ухмыльнулся, низко наклонился к ней и прошептал на ухо: – Я найду тебя в Москве. Не разочаруй меня. – И, сделав шаг в сторону, он резко отпустил руку.

– Да как вы смеете? – возмутилась Полина. – Я немедленно вызову полицию!

– Уверен, что не сделаешь этого, – он сунул руку в карман куртки и пошевелил ею, будто намекал, что там находится вещь, которой он непременно воспользуется, если Полина поднимет шум. – Ну же, старик ищет тебя. Ответь ему.

– Я здесь! – Она покорно подчинилась и помахала Гуэну, после повернулась к Пересу, чтобы окончательно раздавить наглеца своим «пятизвездочным» матерным красноречием, но его уже не было рядом.

С гневом обернувшись, Полина увидела, что он уже находится у двери, бросилась за ним, но только успела заметить, как перед входом остановился черный Mercedes представительского класса и Перес быстро исчез на его заднем сиденье. Все еще находясь под впечатлением от этого странного знакомства, она уставилась на горящую огнем руку и скривилась от неприятных ощущений, будто кто-то опалил ей кожу кипятком.

– Девочка моя!

Полина кинулась к мсье Гуэну, но тут же остановилась. Чей-то настойчивый взгляд прожег спину, и она беспокойно огляделась вокруг, не понимая, кто так пристально ее рассматривает. Не обнаружив никого подозрительного, понимая, что нервы окончательно расшатались, Полина подошла к Гуэну и устало проговорила:

– Сколько нужно выпить, чтобы случилась полная амнезия?

– Боюсь, дорогая, я умру, если мы попробуем установить это экспериментальным путем.

До самого последнего момента, пока самолет не взмыл в небо, Полине казалось, что за ней следят, выжидая подходящий момент, чтобы напомнить о каком-то ключе, который ей якобы передала Марина, а затем, видя искреннее непонимание, о чем идет речь, причинить боль. Как затравленный зверек с бешено колотящимся сердцем, Полина постоянно оборачивалась, пытаясь обнаружить в толпе пассажиров аэропорта холодные глаза Переса, чудовищно испугавшего ее накануне вечером. После того как они с Гуэном «по-взрослому» посидели в баре, напряжение, сковавшее душу, несколько спало. Неизвестно, то ли алкоголь подействовал, сделав ее более смелой, то ли Гуэн напитал уверенностью. Одно остается фактом: в свой номер Полина шла, как мушкетер, наглая и смелая. Если бы в ту минуту ей на глаза попался Перес, то получил бы пинок под зад в ответ на свои угрозы. Романа бы Полина дерзко отхлестала по лицу за безразличие, которым он мучил ее последние два дня, а Люку беззастенчиво подставила бы под нос кукиш. Вот, мол, что ты получишь, а не меня. К сожалению, в тот момент, когда она была в ярком запале, ни одного из этих мужчин не оказалось рядом. Наутро весь пыл угас, оставив после себя головную боль и ощущение помойной ямы во рту. К тому же душа отчаянно стонала от обиды, как старая избитая проститутка, вышедшая на пенсию и неудачно решившая подработать. Уныло улыбнувшись столь нелестному сравнению, Полина посмотрела на себя в зеркало и хмыкнула, заметив под глазами черные круги от осыпавшегося макияжа, который она поленилась смыть вечером. Проведя ладошкой по растрепанным волосам, она увидела крупный синяк на запястье. Воспоминания о Пересе и его обещании найти ее в Москве быстро всплыли в памяти, Полина тревожно оглядела номер, словно испугалась, что любовник Марины прячется где-нибудь за плотной шторой в гостиной, и громко выругалась.

А после, собирая вещи, Полина думала только о том, какой именно ключ могла ей передать Марина и почему она забыла об этом. Попыталась детально восстановить в памяти их последнюю встречу и вспомнила о нетбуке, который Марина оставила в квартире Романа. Но это был компьютер, не ключ. И Марина вовсе не отдавала его, а забыла забрать. К тому же в нем не было ничего интересного, кроме папки с фотографиями и нескольких фильмов. Также в памяти всплыл момент прощания в тот вечер, когда в поместье Шемесов был прием. Марина хотела что-то сказать Полине, но передумала. О чем она собиралась поговорить? Этот вопрос долго не давал покоя, как и постоянное ощущение преследования. Полине казалось, что каждый прохожий, встреченный на пути, следит за ней. Что консьерж как-то странно улыбается, прощаясь с ней и приглашая в следующий раз остановиться именно в их отеле. Словно водитель такси везет ее не в аэропорт, а в неизвестное место, правда, дорога при этом была знакомой и не внушала опасений. У всех сотрудников аэропорта были злые лица, а стюардессы в самолете криво усмехались. Чувствуя, что нервы окончательно расшатались, Полина решила, что необходимо принять лекарство, иначе она сорвется и начнет дико визжать от страха. Сделав несколько глубоких вдохов, она подозвала наименее страшную, по ее мнению, стюардессу, ту, которая не так безобразно улыбалась, как остальные, и, с испугом сглатывая слюну, будто перед ней стоит Змей Горыныч, попросила принести виски. Горгулья удалилась, через минуту вернулась, и Полина быстро начала «лечение». После нескольких глотков зрение заметно улучшилось, девушка уже не казалась страшной. А стоило ей принести еще две порции относительно неплохого виски, то стала выглядеть в глазах Полины «мисс воздушное пространство Польши», похоже, именно над этой страной самолет пролетал в ту минуту, когда мадам Матуа пила за здоровье красавицы-стюардессы. Затем она уснула и проснулась от легкого прикосновения спасительницы, сообщившей, что самолет скоро пойдет на посадку.

Ожидая багаж, Полина задумалась над тем, не из-за этого ли таинственного ключа, который так желал получить Перес, убили Марину. Теперь она уже однозначно верила словам Шемеса о том, что самоубийство ее подруги было инсценировано. Следом возник новый вопрос. Кто отравил Шемеса и, главное, для чего? Явно, что живой он кому-то мешал. Но кому и почему?

Мысли, на которые не было ответа, как дикие осы, безжалостно атаковали со всех сторон, заставляя сжиматься всем телом. Полина спрятала лицо в пушистый ворс воротника короткого пальто и прикусила губу, внезапно подумав о том, что в ее жизни все полетело кувырком с тех пор, как она встретила Романа. Конечно, Роман не был виновен в разрушенном браке Полины и к смерти Марины и Шемеса не имел никакого отношения. Но все же он представлялся средоточием всего того негатива, с которым Полина столкнулась в последние месяцы, являясь черной дырой, высасывающей все хорошее, чем была наполнена ее жизнь. Не в буквальном смысле, разумеется, но все-таки нельзя было не провести параллель между его появлением и тем ураганом, который прошел следом, оставив в душе обломки страха и сожаления.