– Конечно, дорогой. Нас уже представили.

В этот вечер госпожа Шемес была особенно хороша собой. Темно-синее платье выгодно подчеркивало благородную белизну кожи. Туфли на высоких каблуках делали ноги бесконечно длинными, а тело тонким и гибким. Нервозности, в которой Марина пребывала последнее время, не ощущалось, наоборот, она находилась в азартно-игривом состоянии духа, которым заражала окружающих ее людей, заставляя улыбаться в ответ.

Полина вдруг почувствовала уколы ревности, заметив, как Роман увлеченно разглядывает подругу. Она знала, что Сафонову нравится такой тип женщин, как Марина, светловолосые и утонченные, и злилась. Вот он, как красующийся павлин, расправил хвост, галантно поцеловал протянутую руку и ненадолго задержал ее в своей ладони, словно наслаждался теплотой и гладкостью кожи. Полина с неприязнью посмотрела на румянец, украсивший щеки подруги, и, повернувшись к Шемесу, веселым голосом произнесла:

– Чудный вечер, Андрей Адамович. Кто подал идею с обогревателями?

Шемес гордо приосанился и указал пальцем себе в грудь.

– Лично придумал.

– У тебя потрясающая фантазия, любимый! – Марина обняла мужа.

– Согласна, – вторила ей Полина. – Жаль, но мы уже уходим.

К ее облегчению, хозяева не стали уговаривать остаться, лишь поблагодарили за визит, пожелали быстро и без происшествий добраться до города. Полина, прощаясь, поцеловала Марину в щеку и попросила позвонить, когда женщина будет свободна.

– Непременно, – пообещала Марина, бросив короткий взгляд на Романа, который направился к стоянке, где находились автомобили гостей. – Поля, – схватила она подругу за руку, – ты… ничего. Скажу в следующий раз, когда увидимся.

– Хорошо, – улыбнулась Полина и побежала следом за Романом.

– Мне показалось или сад действительно похож на Люксембургский? – спросил он, подъезжая к главным воротам поместья.

– Ты не ошибся! – Полина обернулась в сторону светящегося дома.

– И кто из хозяев влюблен в Париж?

– Не в Париж, а в парк, – поправила Полина. – Знаешь, недавно Марина попросила, чтобы после смерти я развеяла ее прах по Люксембургскому саду. Помню, как испугалась, услышав эту просьбу, но теперь поняла смысл ее желания. Я бы тоже хотела, чтобы мой дух летал среди цветов, по каштановым аллеям.

– В ваши-то годы думать о смерти!

– Смерти возраст не помеха, – тихо отозвалась Полина, прислонившись лбом к стеклу. – Чувствую странное волнение. Страх, что ли? Может, мне не лететь сегодня?

– Боишься, что самолет не приземлится? – спросил Роман и выставил руку, защищаясь от удара, который незамедлительно последовал за провокационным вопросом.

Осенние рассветы необычайно красивы. Сонное, недовольное небо не желает выпускать на арену нетерпеливое солнце, багряные лучи которого с трудом отвоевывают у синей глади пространство, заливая его огненным светом. Воздух колкий, прозрачный, а тишина вокруг звенящая, напряженная. Ночного покоя уже не чувствуется, но и дневная суета еще не наступила. Именно в такие безмятежные минуты остро ощущаешь тонкую, почти невидимую грань между двумя реальностями – пробуждением жизни и ее одновременным замиранием. Подобная метаморфоза захватывает, удивляет и пугает.

Об этом думала Марина, стоя у огромного окна в гостиной и наблюдая за тем, как просыпается день. Гости уже давно разошлись, официанты и рабочие несколько минут назад закончили уборку в саду, а она продолжала стоять у окна, вглядываясь в небо, меняющее цвет на ее глазах с сумрачно-черного на кроваво-золотое. «Багровые зори к ветрам и холоду», – вспомнила Марина примету, услышанную в детстве, и, подхватив лежащий на спинке кресла палантин, набросила на плечи и раздвинула стеклянные двери. Она долго гуляла по саду, пытаясь унять тревогу в душе, наконец подошла к статуе Марии Стюарт, улыбнулась каменному лицу королевы и присела на скамью. Потерла онемевшие руки и едва слышно вздохнула, чувствуя непреодолимую усталость во всем теле.

Тихие шаги за спиной заставили резко обернуться. Она отбросила палантин в сторону, побежала в сторону дома, но преследователь с легкостью нагнал ее и крепко прижал к себе. Марина вскрикнула от легкого укола в спину, обмякла в чужих руках, полностью утратив способность к сопротивлению, однако все прекрасно ощущала и понимала. Кричать также не было сил, язык не двигался во рту, да и губы не шевелились. Затем Марина увидела, как ей в ладонь вложили пистолет и поднесли к виску. Она закрыла глаза, мгновенно догадавшись, что все закончится уже через секунду.

Громкий выстрел далеко разошелся по воздуху, испугал птиц, раскричавшихся от его звука, разбудил всех, кто в это время сладко спал в доме. Тело осторожно толкнули вперед, и оно безвольно упало на влажную от осенней росы землю, окрасив под собой в прекрасный алый цвет все еще зеленую траву. Человек вернулся назад к скамейке, возле которой лежал сброшенный с плеч палантин, хотел поднять его и отнести к жертве, но передумал. Обернулся назад, застыл на мгновение, впитывая в себя мрачную торжественность рассвета, и метнулся к ограде.