— Я, он и она снукернутая семья.

— Что это такое? — рассмеялась Ирина.

— Посмотри, вот так мы можем с кием и шарами тоже. — Мелодия была простенькой, но немного лирической, а голос Рэмси чистый и приятный.

— Обалдеть! — воскликнула она, утирая глаза.

— Это песенка «Чокнутый снукер», — объяснил Рэмси, слушая, как друзья заводят новый куплет. — Ее пели Чес и Дейв с Мэтчрум Моб. В 86-м она была на шестом месте, если для вас это что-то значит. Задумывалась в качестве рекламы предстоящего чемпионата. В некотором смысле это то же, что вы говорили о терроризме. Она не должна была стать такой популярной, но стала.

— А откуда появилось само название «снукер»! — поинтересовалась Ирина. Она оставила бессмысленную идею вовлечь в разговор Лоренса, сколько раз можно забрасывать удочку, если вместо рыбы снова и снова вытаскиваешь старый башмак.

— Это военный сленг, оно означает «кретин», — с удовольствием ответил Рэмси. — Завсегдатаи «Ути-клуба» дразнили так неудачливых игроков, когда те не забивали простой цветной. Чемберлен был дипломатом, он сказал, что в этой игре каждый бывает снукером. Потом предложил назвать игру снукер, так и пошло.

— Изначально слово «снукер» означало «неофит», — вмешался Лоренс.

— Неофит, — повторил Рэмси, перебирая языком буквы, как рыбные косточки. — Звучит своеобразно. Эй, ребята, вы, может, используете шары из суперпрочных материалов, а мои сделаны из неофите?

Ирина рассмеялась. Лоренс ее не поддержал.

— Ты могла спросить у меня, откуда произошло название снукер, — сказал Лоренс, поднимаясь по лестнице «Новотеля».

— Я спросила лишь для поддержания разговора.

— Да, ты так старалась.

— Ведь должен же был кто-то это делать, — парировала Ирина и споткнулась, зацепившись каблуком за ковер.

— Ты пьяна, — с презрением произнес Лоренс. Он никогда не употреблял такие слова, как «надралась» или «наклюкалась». Только суровое «пьяный», и оно всегда звучало с неизменным презрением. — И мне не нравится, когда ты растолковываешь сказанное мной о политике. — Он вставил карточку-ключ в щель. — Я говорю предельно ясно. Это моя профессия. Возможно, мой русский хромает, но в переводчике на английский я точно не нуждаюсь.

— Лоренс, я хотела как лучше. Порой ты забываешь, с кем разговариваешь.

— Приятно, что ты такого высокого мнения о моей работе.

— Мне кажется, я ни слова не сказала о том, высокого ли я мнения или наоборот. Дело в том, что ты рассуждаешь о том, что сделали юнионисты, в то время как Рэмси в принципе не понимает, кто они такие.

— Весьма прискорбно. — Лоренс даже не повернулся, когда за ними захлопнулась дверь. — Это ведь его страна. Ты не можешь не признать, что у него жизненная позиция как у полного идиота.

— У него нет никакой жизненной позиции. Он играет в снукер.

— И не позволяет нам забыть об этом ни на минуту. — Лоренс повалился на кровать и включил телевизор. — Мне было стыдно за него из-за этой дурацкой песенки.

— В ресторане, кроме нас, никого не было. — В ее голосе появилось раздражение.

— Как я и предполагал. Распевать песни, напиваться и вести себя так, словно ты хозяин заведения, — как это низко.

— Так ведут себя все британские знаменитости. Мы просто подчинились правилам.

Старания Ирины защитить организатора ужина выглядели бледными и бессмысленными. Она прошла к окну и принялась теребить кисточки на декоративных подхватах штор. Окно выходило вовсе не на пляж, а на стоянку у закусочной «Макдоналдс», в стороне виднелись переполненные мусорные баки. Атласная парча ласкала ладонь, немного смягчая впечатления от вечера. Одиноко можно чувствовать себя в любом месте, даже в отеле «Ройял Бат». Если бы Лоренс не выяснил на станции, что последний поезд в Лондон уходит в половине одиннадцатого вечера, она бы настояла на возвращении домой.

— Индустриализация, высокие темпы роста, — заговорила Ирина. — Ведь мы в Дорсете. Невозможно поверить, что мы в стране Томаса Харди. Пессимизм, трагедия, погруженность в раздумья.

— Не знаю, — пробурчал Лоренс. — Еще несколько подобных сегодняшнему матчей, и Рэмси Поблекший тоже станет всем не интересен.

Начинающийся конфликт, мало-помалу угасающий, зародился вовсе не из-за количества выпитого. Однако Ирина испытывала смутное чувство вины, хотя вовсе не считала свое поведение оскорбительным. Она была вежлива с человеком, пригласившим их на ужин, и лишь исполняла свои обязанности. В обществе она старалась быть милой со всеми, чтобы не казаться букой, одаривающей вниманием только своего спутника. Она старалась быть веселой, с удовольствием смеялась над шутками Рэмси, и это было вполне уместно и даже необходимо, учитывая сумму оплаченного им счета. Этим вечером не было место флирту, кокетству, нежным касаниям украдкой. Она вела себе пристойно, и ей нечего стыдиться.