Свадьба получалась очень занятная: ни тебе страстных признаний в любви, ни поцелуев (хотя, грех жаловаться — романтики и прогулок под луной было навалом!). Ну, а чего я хотела? Могла бы отказаться, и ничего бы не было.

Ну уж дудки! Во-первых, отказываться я с самого начала не собиралась, а во-вторых, захотелось приключений на все места — вот они, получите и распишитесь!

Господи, да учитывая те сроки, за которое Вадиму надо было это все приготовить и состыковать, он просто подвиг совершил. Конечно, денег тут потрачено немеряно. Но деньги деньгами, а человек старался!

И я, по-хозяйски заботливо, поправила ему галстук — этот извечный женский жест: «Смотрите, это мой мужчина, мой и ничей больше». При этом я мурлыкала от удовольствия.

Посла краткосрочного затишья, — гости рассаживались по местам, — о себе вновь напомнили цыгане. Оказывается, тамадой на нашей свадьбе был тот же пожилой главный цыган. Он попросил внимания гостей, после чего поздравил молодых, то есть нас, и запел, а цыганки при этом плавно кружили по залу, потрясая бесчисленными юбками и звонкими монистами. Скрипка рыдала на плече у кудрявого усатого цыгана, и это было великолепно и торжественно. Два молодых цыганских гитариста окружили меня своей заботой и гитарами и почти довели до слез.

В общем, веселье гремело и плакало, как настоящий цыганский табор, и это было здорово.

После того, как цыгане истощились, на сцену вышел ведущий (оказывается, он тоже был запланирован) и началась нормальная русская свадьба с традиционными играми, дарением подарков и всякими прочими разностями. И мне все очень нравилось.

Потом на сцену вышел один очень известный российский артист, фамилии которого я называть вам не стану. Артисты не любят, когда говорят об их выступлениях на свадьбах и прочих частных вечеринках. Артисты должны быть для зрителей недосягаемыми звездными небожителями с телевизионных экранов, загадочными, как восточная сказка.

Гости бесчисленной вереницей подходили к нам с Вадимом. Они поздравляли, и желали, и одаривали — кто еще не успел. Я чувствовала себя Маргаритой на балу у сатаны — тьма незнакомых улыбающихся лиц, шампанское, тосты, цветы. И вдруг эта круговерть остановилась, она замерла на полуслове. Над залом взлетел и рассыпался на множество хрустальных нот голос. Я узнала бы его из тысяч. На сцене стояла Зося.

Я, видимо, так стремительно поменялась в лице, что очередной поздравляющий робко ретировался в недра зала. Зося пела какой-то неизвестный мне романс. Вадим взял меня за руку, и мы так и сидели, не шевелясь и почти не дыша. Это было прекрасно. Когда мелодия затихла с последними аккордами, в зале стояла мертвая тишина. Цыгане плакали.

Зося пела еще около получаса. Наша свадьба превратилась в Зосин сольный концерт, а гости — в зрителей. Но все были довольны этим обстоятельством. Наконец Зося объявила, что хватит делать из свадьбы концерт, и зрители нехотя с ней согласились, опять превращаясь в наших гостей. Это было похоже на сказку о Золушке и тыкве. Но только еще интереснее, потому что все это происходило наяву.

Зося, как будто в ней переключили какой-то невидимый тумблер, грянула зарубежную попсу, и зрители-гости сорвались со своих мест за столами.

Зося так ловко вертела шнуром от микрофона и собственными бедрами, что и мы с Вадимом не утерпели, и вместе со всеми отплясывали в середине зала. Я давно так не веселилась.

В паузе между песнями Зося подошла ко мне, и мы с ней выпили на брудершафт.

— А ты молодец, — сказала она мне, — Вадим — прекрасный человек, я его давно знаю. Тебе будет с ним хорошо.

Я покраснела.

— А я вот все никак не решусь Леньку на себе женить.

Я удивилась.

— Почему? Он, кажется, влюблен в тебя по уши.

— Ты знаешь, с моей сумасшедшей работой не знаешь как лучше. Пока он просто рядом — это одно дело. А если будет еще ближе, кто знает, как повернется. Ревновать начнет, права качать. Боюсь все испортить. Я замужем за своей работой.

Я сочувственно покачала головой.

— Непросто тебе. Но у тебя получится. Я точно знаю.

Зося посмотрела внутрь меня долгим вопросительным взглядом, словно изучая мой мозг.

— Я тоже так думаю, — наконец сказала она уверенно, — иначе и затевать ничего не стоило. А Ленька — он и так счастлив, что я его не гоню. Он хороший. А еще толковый. Евреи — они толковые.

Ее убежденность была заразительна, и я свято уверовала в ее аксиомы. За это надо было выпить. Что мы и сделали.

Настроение мое, и без того замечательное, стало совершенно и удивительно безоблачным, душа моя парила где-то высоко над этим залом, оглядывая веселящихся людей с максимально допустимой высоты — чтобы не улетучиться окончательно. Я читала, что от неизмеримого счастья так иногда бывает, но только, пожалуйста, не в этот раз! Я готова была любить весь мир всю свою оставшуюся жизнь. И в этот самый момент меня кто-то тронул за плечо и рядом с моим ухом раздался низкий женский голос: «Я поздравляю вас, милочка, от всей души поздравляю. Так влюбить в себя этого мужчину могла только очень стоящая женщина. Я априори доверяю его выбору, он потрясающе умен, и его ум не уступает его воспитанию». Я почти протрезвела и оглянулась. Рядом со мной стояла высокая статная женщина весьма интересной наружности. Одета она была с той неприметной изысканностью, которая стоит подчас целое состояние. Лет ей было примерно между 40 и 70 годами, точнее я сказать не могла — аккуратно сделанные косметические подтяжки и искусно наложенный макияж полностью стирали возраст этой неизвестной мне женщины. «Не пугайтесь моего нахальства. Я знаю Вадима почти с рождения, его родители учились со мной в одном классе». Я почувствовала неожиданный большой интерес к этой даме — наконец-то хоть кто-нибудь сможет пролить свет на прошлое моего мужа! Не то, чтобы мне хотелось пошпионить за ним, совсем нет! Но, согласитесь, нормальное человеческое любопытство может загрызть вас чуть не до смерти, а тут любопытство женское. Да это же иногда непомерное испытание для нашей психики.