— В тот самый день. Я вижу, что вы очень изумлены?

— Изумлен? Я?.. Почему я должен быть изумлен? Я думаю, что прорицатели не раскрывают прошлого, помимо того, которое они знают. Но скажите мне, прошу вас, как произошло это печальное событие? И вы так и не узнали виновников?

— Вы правы, говоря о виновниках, потому что их было двое… двое, кого я очень хотел бы раскрыть. Но вы мне в этом не поможете, как я вижу, потому что это обвинительное оружие не имеет никакой особой приметы.

— И при случившемся не было свидетелей?

— Простите меня, они были.

— И они не могли сообщить вам, кто это совершил?

— Они могли их описать, но не назвать. Если эта горестная история вас интересует, я могу рассказать вам ее со всеми подробностями.

— Конечно, я принимаю участие в ваших огорчениях и я вас слушаю.

— Хорошо же, — сказал маркиз, отодвигая шахматную доску и придвигая свой стул к столу, — я расскажу вам все, что я получил из расследования, которое мне было сообщено кюре из Урдоса.

— Урдоса? Откуда вы взяли Урдос? Я не припоминаю…

— Это место вы должны были проезжать, если вы путешествовали по дороге на По.

— Нет, я приехал во Францию по дороге на Тулузу.

— Тогда вы его не знаете. Я вам сейчас опишу. Знайте сначала, что мой брат, будучи простым дворянином среднего достатка, но из почтенной семьи, благородной наружности, приятного нрава и галантный мужчина, встретил в одном из городов Испании, каком, не знаю, даму или девицу знатного происхождения и стал ее мужем, тайно обвенчавшись с ней вопреки воле ее семьи.

— Как ее звали?..

— Я не знаю этого. Все это было сердечным делом, в которое я не был посвящен и которого я не смог раскрыть впоследствии. Я только знаю, что он похитил свою подругу, и что оба они, переодевшись в бедных людей, направлялись во Францию, куда они въехали по дороге из Урдоса. Дама была на последних днях беременности, они ехали в маленькой повозке бедного внешнего вида, что-то вроде повозки разносчика, запряженной одной лошадью, купленной по дороге, и которая ехала не очень быстро при их нетерпении.

Однако они благополучно добрались то последнего испанского этапного пункта, где, проведя ночь на дурном постоялом дворе, мой брат соизволил захотеть поменять испанское золото на французское золото и попросил похожего на дворянина человека. Этот человек смог предложить ему лишь маленькую сумму, а когда мой брат садился в свою повозку со своей спутницей в плаще и вуали, на постоялом дворе приметили, что оба незнакомца уделили этому внимание, наблюдая за двумя сундучками, которые он погрузил туда сам, один содержал его золотые и серебряные монеты, а другой — драгоценности его жены, и что они тут же уехали, отправившись за ними следом, хотя заявляли о намерении ехать в противоположную сторону. Эти самые мерзавцы привлекли к себе внимание так, что не оставалось сомнения, когда описывались убийцы моего брата.

— Ах! — сказал д'Альвимар, — так вам описали их?

— Отлично. Один из них имел красивую внешность и был столь молод, что казался юношей. Он был среднего роста, но очень стройный. У него были белые маленькие руки, как у женщины, пробивающаяся черная борода, шелковистые волосы, внушительный благородный вид, довольно богатый дорожный костюм, мало или совсем не было запасной одежды, потому что его чемодан ничего не весил, хороший андалузский конь и этот гнусный нож, который служил ему и чтобы есть, и чтобы убивать. Другой…

— Это неважно, мессир. Ваш брат?..

— Я должен описать вам другого вора, так, как мне его описали. Это был мужчина в возрасте, похожий и на монаха, и на бретера. Длинный нос спускался на седеющие усы, туманный взгляд, мозолистые руки, неразговорчивый характер, настоящее животное Испании…

— Как вы сказали, мессир?

— Животное, какие имеются в каждой стране, где думают откупиться от ада молитвами. Эти бандиты преследовали моего брата, как два свирепых волка, трусы, они следовали за добычей, на которую не осмеливались напасть, и догнали… Что с вами, мессир? Вам слишком жарко в этой маленькой комнате?

— Возможно, мессир, — ответил взволнованный д'Альвимар. — Я нахожу, что трудно дышатъ воздухом дома, где кажется, что имя Испании презираемо, как вы это делаете.

— Никоим образом, сударь. Садитесь же… Я нисколько не определяю вашу нацию виновной в падении некоторых нравов. Повсюду есть низкие люди. Если я говорю едко о тех, которые лишили меня брата, вы должны извинить меня.

Д'Альвимар, в свою очередь, извинился за свою обидчивость и умолял маркиза не прерывать свой рассказ.