Шрифт:
— Шейн, мы больше не можем позволить себе содержать этот дом. Ты ведь знаешь, с ним сплошные расходы: то отопление забарахлит, то трубы засорятся, и за все надо платить. Даже не поступи я учиться, нам пришлось бы отсюда съехать: такие траты не по нашему карману.
— Этот дом подарил мне отец, — упрямо проворчал Шейн. — Отдал бесплатно. Он хотел, чтобы дом достался мне, — так и сказал. — Мальчик припомнил слова отца, словно они были произнесены на прошлой неделе.
— Может быть, сам дом и достался нам бесплатно, но, чтобы сохранить его, надо платить за содержание и ремонт. Добавь к этому налоги, страховку, выплаты по закладной — расходы немалые, и они постоянно растут.
— Ты все равно могла бы сохранить дом, если бы хотела. Если бы он хоть что-то для тебя значил. Но тебе охота перебраться поближе к твоему факультету.
— Послушай, Шейн, — Джуди решила попробовать объяснить ему ситуацию так, чтобы было понятнее. — Ты наверное заметил, что мы экономим на еде. И одежду покупаем только в сэконд-хэнде. И учительствовать мне пришлось, чтобы…
— Ты работаешь, потому что тебе так нравится, — оборвал ее Шейн.
— Нет, это неправда, — мягко возразила Джуди. — Нам очень нужны деньги, Шейн. Последние несколько лет были нелегкими для нас обоих, и тебе, и мне пришлось от многого отказаться. Ты оставил бассейн…
— Я не хочу, чтобы ты училась, — выпалил он, глядя куда-то в пространство. — Хочу, чтобы у меня была настоящая мама, как у Джимми и Дэвида. Мама, которая обо мне заботится.
— Шейн, у меня нет выбора. Я должна работать, чтобы мы могли прокормиться.
— Ничего подобного! Ты работаешь, чтобы пореже бывать со мной.
— Что за вздор! Ты ведь сам знаешь, что это неправда.
— Ничего я такого не знаю. Знаю только, что ты плохая мама! Тебе на меня наплевать! Я тебя ненавижу!
Она проигнорировала это восклицание и попыталась урезонить мальчика.
— Шейн, меня не будет дома только в то время, когда ты все равно в школе. К концу твоих занятий закончатся и мои. Мы сможем проводить вместе больше времени, чем когда я работала учительницей. А всего через три коротких года — ты и не заметишь, как они пролетят — я стану адвокатом. Это единственный способ обеспечить наше будущее.
— Ты имеешь в виду свое будущее. Почему бы тебе не сказать правду. Ты собираешься бросить меня, как отец. Он тоже обещал, что у нас с ним все останется по-прежнему, а что вышло? Я уже три года его в глаза не видел. — Он отвернулся, вернулся к раковине и принялся оттирать давно уже чистую тарелку.
— Что ты, Шейн, я никогда тебя не брошу. У нас с тобой точно ничего не изменится, а если изменится, то только к лучшему. Того, как обошелся с тобой… с нами обоими твой отец, я изменить не в силах, но сама никогда не совершу ничего подобного. Ты — все, что у меня есть, я только ради тебя и живу. И учиться решила ради того, чтобы наша с тобой жизнь стала лучше.
— Неправда! Ты обманываешь меня, точь-в-точь, как отец!
Джуди до слез, до боли хотелось утешить сына. Теперь она понимала, что недооценила глубину раны, нанесенной мальчику Бобом. Если он и молчал в течение целого года, то вовсе не потому, что забыл отца. Шейн просто скрывал свои переживания, загнав их вглубь, но время не залечило обиду, и теперь она давала о себе знать, не позволяя сыну воспринять ее логику и поверить в ее искренность.
Подойдя к Шейну, обняв его и попытавшись повернуть к себе лицом, Джуди почувствовала, как напряглось его тело. Мальчик резко вывернулся из ее объятий и нарочно — было очевидно, что это сделано нарочно — уронил на пол тарелку из веджвудского фарфора. Семейная реликвия разбилась вдребезги, а он повернулся к ней и вызывающе прокричал:
— Ты все равно меня бросишь! Ну и бросай сейчас, нечего тянуть!
С этими словами Шейн вылетел из кухни. Джуди услышала, как хлопнула наружная дверь, а потом все стихло.
«Он вернется, — убеждала себя она, собирая с пола осколки. — Ему просто нужно время остыть и поразмыслить. Вот успокоится, и все поймет».
Во вторую пятницу июля Джуди занималась поисками квартиры в Кристалл Сити и вернулась домой около семи. Шейна не было. И о том, что он вообще заглядывал домой, свидетельствовал лишь почему-то валявшийся в прихожей синий нейлоновый рюкзачок. Газон не был подстрижен, а ведь Шейн гордился тем, что ему доверяли такую ответственную работу, и старательно выполнял ее перед каждым уикэндом. Сейчас неровный зеленый бордюр придавал дому запущенный вид.
Подавив беспокойство, Джуди занялась мелкими домашними делами — отнесла рюкзачок Шейна в его комнату, приготовила гамбургеры и салат. Затем она включила телевизор, радуясь тому, что в этом пустом доме можно хоть на что-то отвлечься.
В восемь тридцать ей пришлось включить освещение над крыльцом — быстро темнело. Сын по-прежнему не появлялся. Он зарабатывал карманные деньги, помогая садовнику, но, судя по рюкзаку, заглянул после работы домой и ушел снова. Только вот куда? Ясно, что не на работу — час-то уже слишком поздний.