Санек набрал номер на мобильном и запросил опергруппу для транспортировки нового свидетеля «куда следует», потребовал подготовить генераторы электромагнитного поля и какой-то «переводчик Касаткина».

Мы с Анной немедленно сделали стойку. Можно было не сомневаться: стоит Саньку забрать Уроса, мы не получим ни единой крупицы информации.

— Извините, но это мой пес, — встрял я. — Точнее, моего дяди. Вы не можете его забрать.

Лица Анны и Санька приняли какое-то сходное, скептически-насмешливое выражение, так что я понял — заберут.

— Я настаиваю на своем присутствии на допросе, хотя бы пока наш свидетель гостит в моей собаке, — не сдавался я. — Я представитель Экзи.

— Он всего лишь пес, — отозвался мой новый шеф. И тотчас одернул себя, бросив на Экзи быстрый взгляд. — Господин Урос, вы гуманоид? — спросил Санек и тотчас поправил себя: — Вы были гуманоидом… при жизни? То есть когда были органическим, в общем, не в компьютере.

Я понял, что если буду с этого момента сидеть тихо и не отсвечивать, то смогу услышать много интересного, поэтому подавил желание подсказать разведчику правильную формулировку вопроса.

— Теперь это не важно. — Гость помолчал. — Больше нет. Вернуться нельзя. Но ваша логика — близко. Я понимаю. Его.

Все еще торчащая изо рта собаки ниточка полиморфной оболочки указкой ткнулась в мою сторону. Не скрою, это было приятно — видимо, я здорово насобачился за время работы в разнокалиберных журналах общаться с настолько разными существами, что теперь вполне мог стать переводчиком для инопланетянина, подключившегося к нервной системе пса.

Я открыл рот, чтобы перехватить нить разговора, но Санек глянул на меня так, что мои челюсти схлопнулись сами собой.

— Консул Раранна был вашим хозяином? — От этой фразы Санька Анна поморщилась, а меня охватили стыд и досада на моего нечаянного начальника. Даже по этим рубленым, выуженным из собачьей головы фразам становилось ясно, что Риета Урос — кем бы он ни был — существо более разумное, чем все нынешние консулы Саломары.

— Нет, — вспыхнул тотчас ответ в наших головах. — Нет. Смешно. Смеюсь. Нет. Я был его хозяином. Хозяином прадеда его прадеда. Давно. До эпидемии. Раранна — он… Там, дома. Он собака, кошка. Домашнее существо. Животное. Друг.

— Как же тогда так получилось, что эти друзья живут в ваших городах, а вы заключены в горы саломарского компьютерного гравия? — не выдержал я. Санек послал мне испепеляющий взгляд, но не остановил Уроса, когда тот начал отвечать.

Вздумай я передать его рассказ дословно, мне пришлось бы исчеркать ведь блокнот Анны и еще пару таких же, причем большую часть составили бы фразы «Поиск», «Нет слова» и «Пес не знает». Но Анна, Санек и я слушали его затаив дыхание. Почуяв, что дело пахнет утечкой секретной информации, Санек попытался заставить меня выйти из собственной кухни. Но не тут-то было. Я уже увяз в этом деле по самые уши, знал и так слишком много для среднего обывателя и тем более для журналиста и просто умирал от любопытства, поэтому пообещал молчать всю оставшуюся жизнь, подписать любые бумаги, не открывать рта без разрешения Санька, даже когда нахожусь один дома. Анна участливо напомнила, что я являюсь — в отсутствие дяди Брути — представителем Экзи, который оказывает огромную помощь следствию, гостеприимно предоставив тело саломарскому гостю. Видимо, Санек решил, что хуже не будет, а мои игриво закрученные журналистские извилины могут пригодиться, и разрешил гостю продолжать.

Говорил Урос долго и путано, поэтому я, позволив себе не думать о том, что только что обещал, по привычке принялся в уме сочинять текст будущей статьи. Благо словарный запас вашего покорного слуги существенно богаче и обширнее познаний фокса Экзи. Я наблюдал за лингвистическими мучениями саломарца, и по космическим просторам моей фантазии ползли первые строки будущей статьи…

Давным-давно в далекой-далекой галактике на планете Саломара существовала высокоразвитая гуманоидная цивилизация. Происходившая, возможно, кто знает, от той же самой плодовитой космической обезьяны, что и мы с вами, нереиты, грианцы, а может быть, и еще кое-кто в нашей необъятной вселенной. Саломарцы строили великолепные города, семимильными шагами двигали вперед свою науку. Однако вавилонская башня их благополучия и процветания оказалась неугодна безжалостной судьбе. На одном из небольших островков, затерянных в морских далях этого дивного нового мира, началась эпидемия, за несколько лет охватившая всю планету. Страшная болезнь пришла со стороны многочисленного, но застрявшего в развитии где-то между приматом и туземцем-людоедом племени полупауков-полуосьминогов, населявших планету на правах братьев меньших. Сами земноводные оставались лишь переносчиками болезни, не испытывая ни малейшего дискомфорта. Люди же, к сожалению, не знавшие никотина, гибли тысячами и сотнями тысяч. Саломарские ученые поняли, что эпидемия не иссякнет сама собой до тех пор, пока на планете остается хотя бы один человек, а времени на изучение вируса и создание вакцины не оставалось.

Единственную инициативу предложил биомеханик Огу Урос, всемирно известный безумный профессор. Более всего этого фанатика занимал вопрос сохранения человеческой души в условиях невозможности сохранения тела. В идеале Урос мечтал о человеке, свободном от своей неуклюжей и громоздкой плоти, во всем величии интеллекта и духовности. С этой целью он создал полиморфный компьютер, в который и собирался путем довольно болезненного процесса «копирования» переместить бессмертную человеческую душу и не знающий пределов разум. Естественно, первая попытка продвинуть изобретение не увенчалась успехом. Мало того, в связи с определенными сомнениями, которые вызывало творение профессора с морально-этической точки зрения, власти всех восьмидесяти шести существовавших на тот момент на Саломаре гуманоидных сообществ строго-настрого запретили мастеру Уросу ставить эксперименты на людях, в том числе на приговоренных к смерти, добровольцах и себе самом.

Профессор в приступе благоразумия решил с законом не конфликтовать, а подождать, пока судьба сама бросит к его ногам золотую подкову счастливого случая. И случай выпал. Почти через десять лет. По иронии все той же судьбы, он совпал для профессора с годиной лихих бедствий всей его планеты. Престарелый Огу получил карт-бланш и принялся срочно тиражировать и подготавливать свое изобретение к акции спасения оставшихся жителей Саломары.

Однако выяснилось, что люди — существа на редкость разнообразные и друг на друга не похожие, а следовательно, и прохождение каждого через «копировальный» аппарат профессора заканчивалось совершенно по-разному. Большинство обретших новое полиморфное компьютерное тело в процессе перехода утратило от 60 до 90 процентов человеческого разума. Так спасение превратилось в Великую лотерею. Однако превращение в высокотехнологичный овощ ужасало людей значительно меньше, чем долгая и мучительная смерть, как сказали бы наши славянские предки, «на гноище», в зловонных язвах, среди других таких же зараженных, сходящих с ума от невыносимой боли.