Чуть более ста двенадцати миллионов саломарцев прошли через «копирование» Огу Уроса, и лишь около трехсот из них сохранили в полной мере все характеристики личности. И, осознав весь ужас сложившейся ситуации, последние люди на планете отправили себя и своих полубезумных товарищей в бессрочный спящий режим. Так появились на Саломаре пустоши, усеянные небольшими черными камешками, в которых едва теплилась жизнь отдавшей себя на волю рока цивилизации. Народу профессора Уроса повезло, что нашелся достаточно безумный ученый, сумевший создать для них хотя бы такое подобие жизни. Еще двенадцать рас Саломары, из которых семь были человекоподобны, восемьдесят шесть материковых колоний и островных общин исчезли без следа. Прекрасные дворцы опустевшей синей планеты заселили осмелевшие братья меньшие, за триста восемьдесят шесть лет «волшебного сна» своих более разумных братьев наскоро сколотившие убогую империю и сделавшие камешки хозяев главным предметом своего культа.

Каждый негуманоидный саломарец при рождении получал собственный камень, который носил на шее в течение всей жизни. Камень же, в свою очередь, «питаясь» электричеством, вырабатываемым организмом осьминогопаука, мог время от времени выходить из «сонного» состояния, наблюдать окружающий мир и накапливать информацию, а на несколько минут в сутки активизироваться и помогать носителю добрым и мудрым советом взамен убогого подобия утраченной человеческой жизни. Те, кому посчастливилось оказаться носителем более разумного камня, становились консулами. Остальные же мирно доживали свой век рядовыми негуманоидными неандертальцами, вяло плавая в бескрайних водах океана…

Риета с горечью признался, что именно он надоумил Раранну вступить в контакт с Землей. Без помощи Уроса консул ни за что не разобрался бы, как принимать и отправлять радиосигналы. Но постепенно Раранна освоился с техникой «богов» и стал все меньше советоваться с бывшим хозяином своих предков. Он начал собирать вокруг себя соратников, обещая им всяческие выгоды от общения с Землей.

У Раранны появился противник — консул Аграва, ратовавший за закрытость Саломары и призывавший уничтожить аппаратуру для межпланетной связи.

В самый разгар политической борьбы на планету прибыла делегация земных ученых. Раранна ожидал сопротивления со стороны противника, но Аграва, видимо, решил своими глазами взглянуть на пришельцев. А потом вдруг внезапно переменил свое отношение к контактам с Землей и даже согласился возглавить делегацию. Причины такого поворота событий Урос не знал. Его надежды на то, что земляне окажутся близки по разуму бывшим хозяева Саломары, рушились день ото дня. Люди нашли общий язык с новыми властями планеты и не торопились освободить из компьютерного плена мертвую цивилизацию, ведь нет ничего проще, чем, договорившись со злой собакой у ворот, вынести из дома все, оставив лишь голые стены.

Риета пытался растолковать Раранне, что земляне не так просты. Но консул загорелся идеей сотрудничества с Землей. А чтобы невидимый бог не лез со своими наставлениями, он все чаще стал надевать на полиморф мешочек, чтобы компьютер не получал энергии от его тела. Чтобы не погибнуть, Уросу пришлось отправить систему в бессрочную гибернацию…

«Так вот ты какой, невидимый бог, — подумал я, вспоминая рассказы Юлия. — Система защиты полиморфа с умалишенным внутри — лучшего бога для шитой белыми нитками цивилизации подводных пауков и придумать трудно».

Моей фантазии всегда достаточно было лишь крошечного толчка, чтобы нарисовать картину. Печальное и трагическое полотно гибели саломарской Атлантиды стояло у меня перед глазами, отодвигая на задний план мышиную возню вокруг политических и шпионских интриг Насяева и Раранны.

В конце концов, консул оказался всего лишь очень умным псом или наглым, как все кошки, инопланетным котом, который в отсутствие хозяина умудрился воцариться в его маленьком мирке, прицепив бывшего господина и кормильца в виде брелка на свой ошейник.

А сейчас этот хозяин и вовсе сидит в теле недалекой российской псины, чтобы хоть как-то наладить общение с представителями земной цивилизации — не настолько развитой, как некогда была саломарская, но достаточно жестокой, чтобы найти общий язык с инопланетным псом Раранной.

— Остального я не знаю, — проговорил саломарец. Пес уже устало лег на подушку и только время от времени тряс ухом и почесывался. — Когда Раранна умер, я спал. Я не знаю, кто убил.

— Но вы знаете, как выглядели люди, с которыми общался консул? — спросил Санек.

— Да.

Жалея, что мы, люди, часто крепки исключительно задним умом, я обругал себя за то, что не удосужился сделать фото Насяева и Муравьева. Санек вынул планшет, но не успел задать в поисковике параметры поиска, как Урос остановил его коротким и совершенно негуманоидным возгласом. Ниточки полиморфа вновь поползли изо рта Экзи толстым пучком, и уже через пару секунд на меня смотрел… дядя Брутя, собранный, серьезный, застегнутый на все пуговицы дипломат Брут Шатов, только в две трети от стандартного дяди-Брутиного размера. Я невольно фыркнул, пытаясь сдержать смех, и пожалел, что не могу это сфотографировать. Из моего дядюшки в исполнении Риеты Уроса получился бы неплохой хоббит.