— Джулс, это я.

— Привет, дорогая. Уже дома? Как все прошло? Что он тебе купил?

— Я не дома, я у него.

— О! Он там?

— Нет, он вышел купить что-нибудь к чаю.

— Ну так что?

— Джулс... ты... даже... не представляешь.

— Что? Что? Ну говори же!

— Он только что купил мне платье за... — Я выдерживаю драматическую паузу.

— За сколько? За сколько? — Джулс уже практически кричит.

— Одну... тысячу... пятьсот... фунтов.

— Аааааааааа! — вопит Джулс и роняет трубку.

И я слышу, как она отплясывает победный танец индейского воина. Она возвращается к телефону, а я сижу и смеюсь.

— Да! Да! — кричит она. — Даааааа!

— Он купил мне самое невероятное платье, которое только можно представить, оно от Донны Каран, и я в восторге. Не могу поверить, что он потратил такую кучу денег, ты в жизни ничего подобного не видела! Представляешь, сколько оно стоит, представляешь, сколько он потратил ради меня! — Я останавливаюсь и перевожу дыхание.

— Ни черта себе! — говорит Джулс. — Донна Каран! Черт!

— Знаю, знаю. Невероятно.

— И ты поцеловала его в знак благодарности?

— Да, естественно.

— Ну и как?

— Не так уж плохо.

— Господи! Ну вот! Теперь ты безумно влюбишься в него, выйдешь замуж, и мы будем вашими нищими друзьями, с которыми недостойно вместе появляться.

Я знаю, что должна была бы сказать. Что она говорит глупости, что, конечно, я не собираюсь за него замуж, ведь мы только что познакомились. Но вместо этого отвечаю, что они вовсе не нищие и, разумеется, достойны того, чтобы появляться рядом с нами.

— Пообещай, что не забудешь обо мне, когда переселишься на Гановер Террас, в дом с горничной, дворецким и всеми делами!

— Джулс! — укоряюще говорю я и смеюсь, а потом снисходительно произношу: — Хватит говорить глупости.

— Так что он пошел купить?

— Печенье.

— Ммм... я только что съела четыре шоколадных «Хобноба».

— С молочным или горьким шоколадом?

— С молочным. Ничего страшного, на обед у меня был только маленький салат, так что все сбалансировано.

— А как у вас с Джейми, все в порядке?

Она вздыхает.

— Не знаю. В последнее время он вроде нормальный, но мне все равно кажется, что что-то не так, хотя, может, ты была права. Может, я просто все придумала. Но он стал дарить мне прекрасные цветы, поэтому посмотрим.

— Я же говорила! — смеюсь я. — Джейми бы никогда тебя не обидел...

Прежде чем я успеваю сказать что-то еще, хлопает входная дверь. Я быстро шепотом прощаюсь и как можно тише кладу трубку.

Входит Эд, с пакетом в одной руке и картонной коробкой в другой, и я понимаю, что это одна из тех коробок, которые дают в очень дорогих кондитерских для пирожных и булочек.

— Эд! Что ты принес?

— Я не знал, что ты любишь, поэтому купил всего понемножку.

— Покажи! — Я вырываю у него коробку, понимая, что это совсем не женственно, и срываю ленточку.

Чего там только нет: и маленькие шоколадные эклерчики, и марципановые зверушки, и клубничные корзиночки, и ванильные пирожные с заварным кремом.

— Эд! Этим можно целую армию накормить! — Но, говоря это, я облизываюсь.

Эд очень доволен собой, ведь он видит, как мне не терпится накинуться на все эти сладости.

— Я еще вот что купил, — говорит он и протягивает мне пакет.

Там целые пачки печенья с шоколадной крошкой, швейцарского сливочного печенья и вкуснейшего овсяного печенья с шоколадом, которое, я знаю, продается только в очень дорогих супермаркетах.

— Эд! — Я начинаю смеяться. — Зачем ты купил так много сладостей?

— Ты не любишь сладкое? — обеспокоенно спрашивает он.

— Не люблю? Да я его обожаю! Боже, я с тобой растолстею.

— Ну и что, — говорит он, опуская пакет и обнимая меня за талию. — Ты все равно будешь само совершенство.

— Ну разве можно упустить такого мужчину?

Эд не ест пирожные с кремом. И не притрагивается к печенью. Только когда меня уже начинает тошнить от объедания, я вижу, что он ничего не ест, и спрашиваю почему. Он отвечает, что не голоден. Именно в этот момент я понимаю, что этот человек сделает ради меня что угодно, и начинаю чувствовать свою власть над ним. Надеюсь, мне не придет в голову воспользоваться этим и начать издеваться — иногда я могу быть просто глупой коровой. И все испортить.