— Рухнет твой вымол когда-нито… — начал я, ожидая обычных стенаний мытника, что мол, где ж пенязи-то на починку взять.

— Да вон он, вестоноша-то, уже обратно скачет, — сказал внезапно Бакун. — Нет, не прибыльный ныне день. Одни княжьи люди только туда-сюда снуют.

Теперь и я уже слышал пробивающийся сквозь торговый гомон вымола дробный цокот копыт. Вершник на тонконогом быстром коне топотал по вымолу — под ним доски гнулись гораздо сильнее. Ох, и правда, шутки шутками, а вымол рухнет когда-нито.

Краем глаза я заметил около самого вымола лёгкий челнок-берестянку.

— На челноке прибыл? — спросил я у Бакуна.

— Вестоноша-то? — вытаращил мытник глаза. — Ты чего? Он вместях с конём на пароме приплыл.

И впрямь — вестоноша остоялся у края вымола, там, где причаливает паром. Тот пока что был на самой середине реки, неспешно шлёпая в нашу сторону.

Что ж меня тогда толкнуло вмешаться — посей час не ведаю.

— Эй, парень, — окликнул я вестоношу, подходя. За спиной у меня ненавязчиво держались трое кметей, что тоже почуяли что-то неладно, или просто по привычке за мной шли. — Кто таков?

— Вестоноша воеводы Слуда к великому князю, — без запинки ответил тот, весело качнув рыжим чупруном.

— Зовут как?

— Меня что ль? — удивился вестоноша — видно, такое ему было внове.

— Ну не меня же, — что-то мне в нём всё больше не нравилось, а вот что — убей, не смог бы ответить.

— Яруном люди кличут. А вот ты кто таков, что меня тут расспрашиваешь?

— А я гридень из дружины великокняжьей, Гюрятой Роговичем люди зовут. И чего ж ты, Яруне, не в ту сторону едешь? Князь-то ведь в Киеве.

— Да мне то ведомо, — пожал плечами вестоноша. — Я его видел.

— Видел, значит, — усмехнулся я. — А чего ж я тебя не видел? Я ныне весь день при княжьем дворе. И уж чего-чего, а вестоношу всяко увидел бы…

Помстилось мне или вестоноша слегка побледнел?

— Покажи-ка знамено своё.

Он вдругорядь пожал плечами и полез за пазуху. Рылся долго — мешала плеть, что болталась на правом запястье. Вытащил бересто, бросил мне прямо в руки:

— Гляди.

Я глянул на бересто, но краем глаза ухватил резкое движение тени, отпрянул… только то и спасло от неминучей смерти. Хлёсткий удар плетью по голове пришёлся вскользь, однако же ободрал кожу над ухом. В конец плети оказалась зашита свинчатка, в голове загудело, ноги подкосились. Я вдруг понял, что лежу на вымоле, опираясь на локоть.

Кто знает, может, вестоноша стоптал бы меня конём, только вои за моей спиной хлеб ели не зря. Хоть нелюбовь витязей-кметей к лукам и прочему метательному оружию и общеизвестна, тем не менее, пользоваться луками умеют все.

Скрипнула тетива, Ярун вздёрнул кона на дыбы, и стрела, пущенная кем-то из кметей, мало не до половины ушла в конскую грудь. Конь жалобно заржал, повалился на вымол, вестоноша кошкой спрыгнул на вымол и сиганул в воду. В воду, мнишь? Ан нет. Ярун упал прямо в челнок-берестянку, полоснул невесть когда обнажённым мечом по привязке, толкнулся от берега и схватил со дна челнока весло. Что-то неразборчиво завопил невдалеке незадачливый хозяин челнока. Всё это случилось невероятно быстро, наша третья лодья всё ещё даже не подошла к вымолу.

Кмети подхватили меня под локти, ставя на ноги, подали чистую тряпку — утереть кровь. Я оттолкнул заботливые руки:

— Прочь! Взять суку! Упустите — запорю… — хотя запороть-то я их как раз мог бы вряд ли, и они это знали.

Третья лодья уже разворачивалась, вёсла дружно ударили — сей час там было по двое на весле — лодья прыгнула вперёд, настигая челнок.

Челнок весит около пуда, лодья — пятьдесят пудов. Но на челноке одно весло, а на лодье — тридцать два. Считай, коль охота, кто догонит, или удерёт.

Кормчий на лодье что-то проорал, с райны упал парус, мгновенно ухватя в пазуху ветер. Лодья косо бросилась впереймы, и всем на берегу стало ясно — вестоноше не уйти. Ему это тоже было ясно, потому он не стал дожидаться, пока его забросают стрелами. Вскочил, ударил ногой по борту, вмиг перевернул хрупкую посудину и исчез по водой. Дно челнока тут же пробило пять или шесть стрел.

— Живьём брать! — гаркнул я, без особой, впрочем надежды на то, что меня услышат.

Лодья с разгона налетела на челнок, береста лопнула, челнок переломился пополам. Конечно же, под ним уже никого не было. Где этот сукин сын?!