На полоцкой улице плясал новый весенний день. Я сидел на подоконнике, чуть туповато глядя в отворённое окно и поглаживая пальцами переплёт. Ещё один день, такой же, как и всегда, как и многие прежде. Не радовало даже буйство весны, заметное даже здесь, в Полоцке, в полуночной стороне.

После того, как Радко выудил из омута Святославов меч, началась наша кочевая жизнь. Год мы прожили в Переяславле, но однажды Радко сказал вдруг, что видел, как к нему на улице кто-то подозрительно приглядывался. А меня в Переяславле и вовсе каждая собака знала. Может, и почудилось ведуну, да только и сам Рарог толкал нас в дорогу. И пошло…

Пересечен.

Червень.

Чернигов.

Дедославль.

Смоленск.

Новгород.

Ростов.

И ныне — Полоцк.

Вскоре после того, как князь Владимир убил князя Ярополка, Радко и предложил перебраться сюда, в Полоцк. Я сперва заартачился — Ярополк погиб, Владимиру помогали волхвы, Перуновы вои шли в первых рядах — самое время явить меч. Но Рарог сам решал, когда ему выйти на свет. И не пустил ни меня, ни Радко.

И теперь вот я сидел на подоконнике, смотрел на улицу и думал о разном.

О том, что видел в окно какого-то странно знакомого кметя, да только узнать не успел.

О том, что скоро паки придёт менять убежище, и Радко, скорее всего, выберет какую-нито дыру на окраине — Белую Вежу или Тьмуторокань.

О том, что мечась по Руси, мы только скорее привлечём внимание, и за нами начнут охоту и волхвы, и князья.

О том, как я устал от этой кочевой жизни.

О том, как — и в первую очередь! — мне надолызло бездействие и бесцельность моей жизни. Ну, служу я в дружинах местных волостелей, бояр, гридей да наместников. И что? Хранить Рарог! А для кого хранить? Для достойного! Меч сам определит, кто достоин!

Колюта ударил кулаком по косяку окна.

И хотелось, чтобы хоть как-то, да всё кончилось.

А ещё томило неясное и недоброе предчувствие.

Стемид вышел из корчмы сразу, как стемнело — не вышел, а вылез через окно на задний двор. Бурый кожаный кояр и воронёный шелом-мисюрка с тонкой кольчужной бармицей давали защиту и уверенность, одновременно не сковывая движений, а в летнем ночном сумраке были не видны, пряча вместе с собой и самого варяга.

Дом хранителей высился тёмной громадой — ни огонька. Смутно белел осиновый лемех крыши, ажурно выделялись перила гульбища.

Стемид быстрым скользящим шагом прошёлся у ворот, нарочито скользя ногами. За оградой было тихо, псы, если они вообще были в этом дворе, молчали. Но лишняя осторожность никому не мешает, — варяг прошёл вдоль ограды ещё сажени две и только потом махнул на вершину заплота. Прыгнул вниз, затаился в тени, озираясь посторонь.

Ежели там, в доме, не лапотник-простолюдин, а настоящий вой, кметь, то с ним и ещё вои есть. Самое большее, копьё. И один наверняка на гульбище. На месте хранителей Стемид так бы и поступил, а считать их глупее себя у варяга не было никаких оснований.

Кметь переждал мгновение и всмотрелся как следует, но так ничего и не увидел. То ль они и впрямь были глупее него, то ль людей у них не хватало. Скорее всего, второе…

Стемид скользнул по саду до края открытого пространства, прижался к развесистой яблоне и вгляделся снова. Нет. Никого. И собак — ни одной. Беспечно живут хранители, ой, беспечно…

Луна вновь скрылась за тучей, и варяг рванулся. Остоялся у стены дома. Над головой тускло желтели доски настила на гульбище. И тут же ударила мысль — а ну как в саду кто с самострелом… его сей час видно у стены, как таракана на ладони.

Высота гульбища — сажень. Не подпрыгнешь и не влезешь… и незачем. Саженными прыжками Стемид взмыл вверх по всходу крыльца, присел, глянул туда-сюда, поводя нагим клинком из стороны в сторону.

Ни-ко-го.

И правильно. Они ведь никого не ждут, пото и стражи во дворе нет. А вот дверь в сени на засове, и это тож правильно. А проверим-ка мы их на глупость…

Стемид еле слышно поскрёбся в дверь — так скребутся коты, когда нагуляются по соседским кошкам.

И угадал!

После того, как варяг поскрёбся вторично, дверь с еле слышным скрипом отворилась. В полумраке сеней трепетал огонёк лучины, и тускло белело человеческое лицо. Рот открылся, но крик увяз в горле, оборванный лёзом меча. Лицо распахнулось надвое чёрно-кровавой трещиной, мёртвое тело упало на пол. В сенях было темно. Стемид ощупью подобрался к двери, хоть и понимал, что медлить больше нельзя.

В доме что-то загрохотало. Можно было уже не скрываться, и варяг, отшвырнув дверное полотно, бросился в жило.

Остоялся у самого порога.

На миг стало тихо-тихо, и варяг сразу же увидел ЕГО…

Странный и подозрительный зловещий шум сорвал Колюту с постели. Он вмиг всё понял, и, не одеваясь, рванул из ножен меч. Выскочил в горницу и остоялся.

ОН был в буром кояре. Каким-то звериным чутьём зачуяв появление Колюты, ОН обернулся. Кметь улыбнулся и шагнул вперёд — близилось освобождение.