— Солдаты федералов обычно носили шляпы, — сказал Дэвид Джарнагин.

— Ну, у меня вроде есть выбор… — сказал Дэннис и остановился на кепи.

Ему нравилось, как он выглядел. Обувь была выше всяких похвал. Высокие черные ботинки с тупыми носами и четырьмя дырками для шнурков. Дэвид Джарнагин сказал Дэннису, что, если башмаки смазывать сапожным кремом, они станут мягче.

— Но не ставьте их близко к огню — могут потрескаться.

Дэннис подобрал себе ремень, выпуклую пехотную кокарду на головной убор, а также — для большей живописности — голубые капральские нашивки. Выбирая себе нижнее белье, он с сомнением пощупал фланелевые кальсоны, подумал: «Ладно, штанины можно в любой момент отрезать» — и вопросительно посмотрел на Роберта. Роберт пожал плечами, и Дэннис решил, что он, пожалуй, обойдется без нижнего белья. Дэвиду Джарнагину это было, похоже, по барабану. Он упаковал форму Дэнниса в коробку и, когда Роберт выписал чек, поблагодарил:

— Спасибо за покупку.

На улице Дэннис поинтересовался, сколько стоит все это добро.

— Не забивай себе этим голову, — сказал Роберт.

— Я знаю, что мундир стоит сто двадцать баксов, ботинки — около сотни.

— Когда тебе кто-либо делает подарок, ты спрашиваешь, сколько денег за него уплачено?

— Это не подарок. Так сколько?

— Почти четыреста баксов.

Они снова сидели в «ягуаре» и ехали в Тунику через Мемфис. В глаза светило солнце, и оба лобовых щитка в кабине «ягуара» были опущены.

— Понимаешь, — говорил Роберт, — в сборах участвуют только серьезные люди. Не важно, из числа они организаторов или нет. Если они потрудились добраться до места, приобрести форму, если они готовы спать в палатке, готовить еду на костре — они серьезно относятся к этому делу. Понимаешь, о чем я?

— Серьезные люди. Чего тут не понять?

— Очень серьезные люди.

— И не только когда дело касается сборов, — сказал Дэннис.

— Да.

— Например, как ты или Джерри. Или Энн.

— Она будет обозной шлюхой. Только представь! — Роберт улыбнулся. — Когда она пойдет по лагерю, не останется ни одной палатки, из которой не высунется чья-либо голова. Вот увидишь!

— Увижу…

— Я, Джерри, Энн и ты — мы все в этом деле.

— Не думай, что я сейчас начну расспрашивать, что это за дело.

Роберт покосился на Дэнниса.

— Тебе не по нраву, когда я пудрю тебе мозги, — сказал Роберт. — Но ты молодец, держишь себя в руках. Так вот, я говорил о людях, участвующих в сборах… Дома, в Мичигане, я два раза принимал в них участие. Первый раз возле Флинта. Там было небольшого масштаба действо — двести человек, одна пушка. Второй раз возле Джексона, где, кстати, самая большая в Америке тюрьма на пять тысяч человек. В Джексоне были задействованы более двух тысяч человек, там были и генерал Улисс Грант и Роберт Ли, кавалерия, много пушек. Организаторы наладили торговлю сувенирами и жареными итальянскими сосисками. И все, с кем я говорил, серьезно относились к происходящему.

— И ты тоже.

— Да, я тоже.

— И никто не понял, что ты прикидываешься.

— Я не прикидывался. В окружении этих людей я и вправду ощутил что-то. Я получил там необычный опыт.

— Почувствовал, будто все вокруг настоящее?

— Да, — задумчиво протянул Роберт. — Так оно и было.

Дэннис уснул. Он проспал всю дорогу до Мемфиса и открыл глаза, когда они уже ехали на юг через поля. В колонках звучал блюз.

— Роберт Джонсон, — сказал Дэннис.

— Ты прошел проверку. Теперь Эрик Клэптон будет с тобой разговаривать.

Они проехали дорожный знак «61».

— Тут что, где-то проходит 49-е? — сказал Дэннис.

— Да, мы едем к Тунике с другой стороны. Со стороны Кларксдейла, сыгравшего роль переломного момента в развитии блюза. Да и вообще в музыке.

— Там Роберт Джонсон продал душу дьяволу.

— Запомнил? Это хорошо.

— Я все равно не понимаю, что это значит.

— Про Фауста слышал? Фауст продал душу дьяволу, чтобы получить желаемое. Говорят, Роберт Джонсон тоже заключил такую сделку. Сам он об этом никогда не упоминал. Вот Том Джонсон — это другая история. Это произошло, когда Роберт Джонсон был еще ребенком. Том Джонсон сам рассказывал, что продал душу дьяволу. Может, и так, а может, и фуфло все это. Он здорово пил… Всякое пойло, короче, отраву, так что дьявол мог забрать его душу безо всякой сделки. Так вот, Роберт Джонсон… Однажды кто-то возьми и скажи ему, что у него ничего не получится, что он плохо играет. Роберт выходит на перекресток — так люди рассказывают — и встречает там сатану в виде здорового негра. Сатана берет гитару Роберта, что-то с ней делает и отдает обратно. И с тех пор никто не может понять, как у него получается так играть. Его спрашивают, как он это делает, но Роберт молчит в ответ. Если он не продавал душу дьяволу, как он мог написать «По моему следу мчится гончая из преисподней»? Разве он мог написать «Я и Дьявольский блюз»? Все говорят, что он продал душу дьяволу. Стоит только послушать его воющие аккорды, от которых мурашки бегут по телу, и сразу становится понятно, что сатана дал ему моджо.

— Что за моджо? Талисман?

— Да, талисман, амулет, помогающий получить то, что хочешь, или стать тем, кем хочешь. В общем, такая магическая штуковина, которую хранят в специальном мешочке.

— Как грис-грис, что ли?

— Откуда ты знаешь про грис-грис?

— Я же из Нового Орлеана.

— А… я и забыл. Город шаманов…

— У тебя есть моджо?

— А как же!

— И он у тебя в мешочке?

— Ага. Во фланелевом мешочке со шнурком. Хочешь взглянуть?

— Если не возражаешь.

— Он у меня дома. При случае покажу.

— А какой в нем талисман?

— Лобковые волосы Мадонны.

— Лобковые волосы? Издеваешься?

— А что, похоже?

Фраер этот Роберт! Дэннис сдержался. «Хватит с меня этого стеба», — сказал он себе.

Но Роберт спросил:

— Ты когда-нибудь хотел продать душу?

И Дэннис клюнул, не смог сдержаться.

— А как это делается? — поинтересовался он.

— В один прекрасный день ты просыпаешься и говоришь: «С меня хватит. Я буду делать только то, что хочу делать». Или: «Я достану то, что мне нужно». И это переворачивает твою жизнь.