Шрифт:
Восемь часов восемнадцать минут. Все, жду еще минут десять и ухожу. А завтра выскажу Пульсу все, что о нем думаю. Ног уже не чувствую. Холод кажется морозом, а мертвые лягушки, падающие с неба, — живыми жабами.
Моя соседка тоже не дождалась — медленно-медленно пошла в сторону метро. Я бросила взгляд ей вслед и отвернулась. Потом посмотрела снова... Не может быть... А почему бы и нет?
Я двинулась за ней. Ее куртка была для меня как маяк. Именно куртка. Потому что она была черная, кожаная, с красной вставной полосой на спине. Косой полосой...
Сколько может быть в Москве таких курток? Сто? Двести? Тысяча? Я лично не видела ни одной. Только у малолетнего хулигана Брыльникова.
Женщина оглянулась. Я вовремя сориентировалась и перешла на тротуар, ускорила шаг. Теперь мы шли параллельно. Она меня не замечала.
В метро я смешалась с толпой, но ее из виду не выпускала. Красная косая полоса маячила передо мной, отклоняясь то влево, то вправо. К счастью, женщина не торопилась, и у меня была отличная возможность выследить ее.
Я не задумывалась о том, что буду делать, когда она подойдет к своему дому. На месте соображу. А пока меня волновала одна мысль: та это куртка или не та? Конечно, вероятность того, что именно эта дамочка позвонила в дверь Толе и удрала, весьма мала. Но я не хотела упускать даже крохотного шанса.
В вагоне было полупусто. Я испугалась, что теперь-то она меня точно углядит, но она была погружена в свои мысли и вокруг не смотрела. Тут я вдруг подумала, что она ведь тоже никого не дождалась у памятника Маяковскому... Мой крохотный шанс стал чуть больше: а что, если она ждала как раз меня? То есть не меня, а Мадам. Но при чем тут тогда Пульс?
Без десяти минут девять мы вышли из метро. Меня начало трясти. Не от холода. Его я уже не ощущала. Просто мы направлялись к Мишиному дому! Совпадение?
Это было не совпадение. Она вошла именно в Мишин подъезд. Я встала на улице и стала смотреть на окна. Минуту спустя в одном окне на третьем этаже вспыхнул яркий свет.
Прочь все сомнения! Я развертываю знамена и бью в барабан! Иными словами, играю в открытую.
Пулей влетев в сырую зябкую дыру подъезда, перепрыгивая через две ступеньки, я поднялась на третий этаж. Звонок висел на проводке. Я надавила на красную кнопку. Раздался гнусный резкий писк. Потом шаги...
Шаги были осторожные. Если бы я не прислушивалась, я бы их и не услышала. Они замерли у двери.
Я позвонила еще раз.
Тишина. Мне казалось, что я чувствую ее дыхание у замочной скважины. Мне повезло, что в двери не было глазка. А может, наоборот, не повезло. Она бы посмотрела, увидела невинное создание и спокойно открыла бы дверь. А так, наверное, боится бандитов.
Надо подать голос. Все равно не откроет, так чего мне терять?
— Гражданка, — сказала я таким нежным голосом, что сама удивилась. — Откройте, пожалуйста.
За дверью раздалось тихое утробное рычание.
— Откройте, — повторила я еще нежнее, хоть это и казалось невозможным. — Будьте так добры.
Рычание перешло в стон. Я уже поняла, что имею дело с особой, мягко говоря, неадекватной. Чего стоила одна ее черная, рваная на затылке косынка. Наверное, именно эту женщину имел в виду участковый Вася Алексеев, когда рассказывал, как одна психопатка с третьего этажа делала ему призывные знаки, а после грязно приставала. На нее похоже...
Но сдаваться я не собиралась. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что со странной дамочкой в Мишином деле кое-что связано. А вот что — я и хочу выяснить.
— Откройте!
Я дернула за ручку, и она отвалилась. Вставив ее обратно, я снова позвонила.
— Кто там? — отозвалась наконец женщина.
Судя по голосу, она была близка к истерике.
«Конь бледный», — прошептала я, не зная, как представиться. Все равно же она меня не знает.
— Кто там?! — До истерики оставалось секунды две, не больше.
— Гестапо, — бухнула я.
Вообще я ужасная шалунья, но тут, конечно, немного перегнула палку. Не надо бы так с ней разговаривать. Вот возьмет и совсем не откроет.
Но, к моему удивлению, сейчас же послышалось позвякивание ключа, затем — облегченный вздох, ворчание...
Дверь со скрежетом отворилась. Мы с интересом осмотрели друг друга.
Она была довольно высокая, худосочная, сутулая. На вид — далеко за сорок. А то и за пятьдесят. Но уже не так далеко. В общем, года пятьдесят два, наверное. Нос длинный, губы бесцветные, тонкие, глаза вроде бы карие, ближе к черному. Лицо вытянутое, тощее, лошадиное. Волосы — ни то ни се. Серые с сильной сединой. Сзади затянуты в старушечий пучок.