Если один из трех трехтомных романов завершался прежде, чем подходили к концу три часа работы, Троллоп брал чистый лист бумаги и тут же приступал к следующей книге. Своим прилежанием он, несомненно, был обязан материнскому примеру: Фэнни Троллоп и сама была чрезвычайно популярным автором [22] . Она взялась за перо в возрасте 53 лет, и то лишь потому, что отчаянно нуждалась в деньгах для своих шестерых детей и больного мужа. Выделить время для творчества в загруженной жизни матери и домохозяйки было нелегко, и миссис Троллоп усаживалась за письменный стол каждый день в четыре часа утра, чтобы вовремя прерваться и подать семье завтрак.

Джейн Остин никогда не жила одна, и в ее повседневной жизни не было возможности уединиться. Не стал исключением в этом смысле и ее последний приют, коттедж в английской деревушке Чотон: Джейн жила там с матерью, сестрой, близкой подругой и тремя слугами, не говоря уж о неиссякаемом потоке посетителей. Тем не менее Джейн успела очень много сделать за краткий срок с 1809 г., когда поселилась в Чотоне, и до своей смерти в 1817-м: она переписала свои ранние романы «Гордость и предубеждение» и «Чувство и чувствительность» и написала три новых: «Мэнсфилд-парк», «Эмма», «Доводы рассудка».

Остин работала в семейной гостиной, где, как вспоминает племянник, ей в любой момент могли помешать:

Джейн вставала раньше других обитательниц дома и до 9.00 играла на пианино. В девять она подавала завтрак – это составляло ее основную обязанность по дому. Затем усаживалась за работу в гостиной, а мать и сестра обычно там же шили. Если появлялись гости, Джейн убирала бумаги и тоже бралась за рукоделие. Обед, главная трапеза за день, проходил с 15.00 до 16.00, затем – беседа, карточные игры, чай. Вечером дамы читали друг другу вслух, иногда Джейн читала родным новые главы своих романов.

Хотя Джейн Остин не располагала той приватностью, на которую ныне считает себя вправе претендовать писатель, она все же была вполне довольна своей жизнью в Чотоне. Ее родные считались с ее творчеством, сестра Кассандра взяла на себя ведение хозяйства, что уже было огромным облегчением для романистки, написавшей однажды: «Не представляю себе, как можно сочинять, когда в голове вертятся бараньи котлеты и ревень».

В те десять лет, что длился его роман с французской писательницей Жорж Санд [23] , Шопен проводил большую часть лета в ее поместье в Ноане в центральной Франции. Шопен был горожанином до мозга костей, в деревне он быстро начинал томиться и ворчать, однако эта лишенная развлечений жизнь шла на пользу его творчеству. Просыпался он, как правило, поздно, завтракал у себя в спальне и большую часть дня сочинял музыку, прерываясь лишь затем, чтобы дать урок игры на пианино дочери Жорж Санд Соланж. В шесть часов вечера все обитатели дома собирались на обед, часто на свежем воздухе, а откушав, беседовали, играли и слушали музыку, придумывали какие-то семейные забавы. Затем Шопен ложился спать, а Санд спешила к своему письменному столу.

Хотя в Ноане Шопен был избавлен от каких-либо забот и для творчества были созданы все условия, работа давалась ему с трудом. Санд описывала его способ сочинять так:

Санд учила Шопена доверяться первому порыву вдохновения, однако он не решался принять ее совет и злился на ее вмешательство. «Я не смела настаивать, – писала Жорж Санд. – В гневе Шопен пугал меня, и поскольку со мной он старался сдерживаться, казалось, он, того гляди, задохнется и умрет».

Флобер начал «Мадам Бовари» в сентябре 1851 г. вскоре после возвращения в дом своей матери в Круассе. Перед этим он провел два года за границей, путешествуя по Средиземноморью, и это долгое путешествие утолило его давнюю страсть к приключениям. Теперь, накануне тридцатилетия (а большой живот и растущая лысина придавали ему облик человека средних лет), Флобер почувствовал, что готов к строгой дисциплине, обязательной для написания новой книги, в которой скромный и незатейливый сюжет соединится с точным, бескомпромиссным стилем.

Книга с самого начала причиняла немалое беспокойство.

«Я начал вчера вечером мой роман, – сообщал он своей возлюбленной и многолетнему корреспонденту Луизе Коле [24] . – Предвижу теперь трудности стиля, они пугают меня. Не такое простое дело – быть простым» [25] .

Чтобы полностью сосредоточиться на этой задаче, Флобер вскоре завел ритуал, который позволял ему писать по несколько часов еженощно (днем его отвлекал малейший шум), выполняя при этом элементарные семейные обязанности. (В Круассе, помимо писателя и обожавшей его матери, жила не по годам умненькая племянница Флобера Каролин и часто бывал дядя.)