Шрифт:
— Ладно! Ты меня накорми да напои, да дай для жены красивый платок, а я все устрою!
Хозяин накормил и напоил цыгана, и тот вышел во двор, срубил осинку и вытесал из нее кол, и еще палку оставил и ветошкой обмотал.
Вот пришла ночь. Всех разбудил стук двери. В сени кто-то вошел. Потом и в избу. Это была мертвая ведьма.
Цыган быстро сунул палку с ветошкой в печь, и она загорелась. Он ткнул огнем ведьме в лицо. Она закричала. У нее загорелась голова, и она побежала вон из хаты, а цыган потушил палку и снова спать лег.
А утром они с хозяином пошли на кладбище. На одной могиле, с поваленным крестом, трава была черная, сожженная. Цыган и мужик раскопали землю и нашли там ведьму с обожженной головой. Цыган проткнул ее осиновым колом.
Мертвечиха закричала и превратилась в пепел.
Хозяин подарил цыгану красивый платок для жены, и цыган ушел лудить-паять.
Очень похоже на детские страшилки, которыми раньше пугали друг друга в пионерлагерях — про Красную Руку, про Проклятый Старый Дом с Чердачком и Подвальчиком. Цыгане их тоже говорят всерьез. Никто не смеется, своих сомнений выражать не положено — могут обидеться: обидчивы, как дети! Так что закон: вслух не должно быть никакого скептицизма: если скажут «призраки» — значит, были призраки. Если русалки — значит, были русалки. Кивай с умным видом. А думай, что хочешь.
Алексей Царев в своем блоге пишет о том, как однажды спросил у котляров из кумпании в Чудове (Новгородская область) про «страшные сказки»:
«Отвечают наперебой:
— Нет, никогда страшных сказок не слышал.
— Значит, ты вообще никаких не слышал!
— Вообще-то есть очень страшные.
— Нет, Алексей Борисович, у нас никаких страшных историй в таборе не случалось, а вот в Москве, в тамошнем таборе мертвая женщина по табору ходила!
— Да, и в Питере [табор цыган-котляров в Пери во Всеволожском районе] такие случаи были…
— Там тоже мертвые ходили!
— Они даже к нам сбежали.
Удивляюсь:
— Неужто мертвецы из Питера к вам понаехали?
— Да нет, несколько семей, к которым мертвые заходили, испугались и от них к нам переехали!»
В прошлые годы к рассказам о мулях котляры относились с суеверным страхом. Сейчас на смену страху пришла осторожность — не любят говорить про мул'eй при чужаках и без лишней надобности.
Другое дело — сглаз. Этого цыгане боятся как огня! Русские тоже иногда боятся. Но у нас обраточка в сравнении с ними: мы ждем подвоха от черного глаза, а они — от голубого. Есть поговорки: «Голубому глаза не доверяйся», «На белых руках грехов больше». Логика простая: цыганам, как и нам, прежде всего страшно то, что непонятно, извне, неродное. Но и спасенье — когда уже понял, что сам ты не справишься, опустил руки, медицина бессильна; спасенье тоже не может быть под боком, не может быть известно. Ибо как же без тайны? Уповают на чудо! И мы идем к цыганкам, потому что цыгане для нас — существа из другого мира. За то им и вера, что темна вода. А они, в свою очередь, ездят лечиться к русским старухам; к своим не пойдут — этих они знают, чай с ними пили… А колдовство должно быть посторонним.
Мустафони возят детей в Ломы. Там живет одна русская знахарка. Она лечит грыжу и боли в животе. Как — непонятно, но эффект присутствует. Иначе бы котляры к ней не катались — с дарами и лестью.
Важно заметить, что сглаз считается причиной не только физических болезней, но и неудач — в коммерческих сделках или личной жизни. С этим не шути.
Вот, например, обжигают таборные мужики двигатели. Дым коромыслом, цыгане, пламя — живопись и только! Хочу их щелкнуть на фотоаппарат, один машет руками:
— Не фотографируй — сглазишь нам дело, работы не будет!
Или в домах — нельзя фотографировать ту посуду, из которой едят.
Сглазить кого-нибудь — пара пустяков. Это можно сделать даже случайно — неосторожным словом, косым взглядом, завистливой мыслью. Старики считают, что, если вслух упомянуть дьявола, или колдуна, или покойника, который «ходил», — это тоже сглаз и может привести на порог беду.
Проверить на сглаз — есть он или нет — довольно легко, но мне этот секрет недешево достался. Его мне продали. Хорошо, что я умею торговаться, иначе бы влетела эта тайна в копеечку. Цыганки всегда назначают цену запредельно высокую, но тут же готовы ее пополовинить, если ты не лопух. Бабушка Брия сперва заломила 3000 рублей! Я говорю:
— Где же мне их взять?
— А люди где берут? Ко мне репортеры с НТВ приезжали. Я один разик в камеру взглянула — пять тыщ мне платят!
Стали торговаться. Брию поддерживали две ее дочки, соседка, а также голопузый праправнук, уморительно корчащий из своих шести лет апломб и категоричность дельца с Уолл-стрит. Этот грудью вставал: «Ни пяди не уступим!» И все же уступили. За десять минут сумма снизилась до трехсот рублей! И тут уж я сдался — пришлось заплатить. Но зато я знаю, как котлярские бабки проверяют на сглаз.
Брия наполнила стакан воды и дала его мне: «Подержи немножечко». Я подержал. Цыганка в это время отсчитала девять спичек и разложила их на столе — по три спички в кучку. «Давай его сюда», — Брия взяла у меня стакан и поставила на стол. Зажгла одну спичку и, бормоча скороговоркой молитву, перекрестила ею стакан. Спичка еще не успела догореть, а Брия бросила ее в воду. Та, почерневшая больше середины, легла на поверхность. Молитва старухи была на цыганском — я ни слова не понял, но мне объяснили, что суть ее сводилась к благим пожеланиям — будь здоров, будь счастлив, силен и богат.