Шрифт:
Женщина обхватила голову руками и закрыла глаза. Что же делать? И еще она вспомнила о том, как Мишель грозился пойти к администратору, чтобы выяснить, кто она такая… Кто знает, что он может натворить в таком состоянии. Уйдет, не закрыв номер, его обворуют. У него такие шикарные вещи, и все заграничные.
Сердце ее сжалось, когда она вспомнила, какая у него жуткая аллергия оказалась на алкоголь, какие красноватые разводы пошли по всему телу, и как он чесался… А она, дура такая, сравнила его с шелудивым псом… Его! Лауреата престижных международных конкурсов, аристократа и дворянина по происхождению… Ой, куда бежать от такого стыда и позора?
Но, более стыда и обиды за «лахудру», ее жгло чувство вины. Как он там сейчас? Не стало ли ему хуже? Не нужна ли ему помощь: лекарствами или, может быть, врачебная? Не случится ли с ним, чего доброго, какой-то там шок, забыла его точное медицинское название…
Закончился журнал и прозвенел звонок, как всегда, приглашая опаздывающих кинозрителей на сеанс. Но кроме Ларисы никого в фойе не было, и она машинально, без всякой охоты, отозвалась на звонок и поспешила в зал.
Это был кинофильм «Сукины дети», о котором Лариса уже слышала, но не видела.
С первых минут фильм захватывал. А какие актеры: Евгений Евстигнеев, Леонид Филатов, Александр Абдулов, Лия Ахеджакова, Владимир Ильин, Лариса Удовиченко, Елена Цыплакова… И, хотя временами было очень смешно, фильм был о грустном, имея под собой реальную жизненную подоплеку. Он рассказывал об истории, сложившейся в театре на Таганке, когда его руководитель, в 1984 году уехал из СССР и сделал ряд антипартийных высказываний за кордоном, после чего его отстранили от руководства театром и лишили гражданства. А люди очень зависимой профессии — актеры остались бесхозными и никому не нужными…
«Какой прекрасный фильм, какая великолепная игра актеров, — подумала Лариса немного отстраненно, потому что слишком сильно жгло внутри, и то, что жгло, мешало воспринимать происходящее на экране. — Надо обязательно посмотреть этот фильм еще».
Она также подумала о том, что администрация кинотеатра, возможно, сама того не желая, чередуя грустный художественный фильм через сеанс с тяжелейшей кинодокументалистикой Говорухина, возвела печаль агонизирующего общества не только в «квадрат», но и в некий математический абсолют… Или это только она так ощущала?
Посмотрев от силы треть фильма, который ей так понравился, Лариса подскочила и вышла из зала.
Взгляд ее упал на незамеченный прежде телефонный аппарат, который находился в фойе. Она кинулась к нему и набрала гостиничный номер Михаила. Но никто не отвечал.
В буфете, всё еще с пустыми витринами, виднелась скучающая блондинка.
«Я не должна была покидать вестибюль гостиницы», — думала Лариса, выходя из «Зарядья» и направляясь уже знакомым маршрутом в обратном направлении. Благо, таким близким.
На улице было всё также морозно. Или даже еще холоднее, чем при ее раннем выходе из гостиницы. Впрочем, возможно, Ларисе так показалось после выпитого ледяного томатного сока.
В вестибюле она сразу подошла к телефону и набрала номер Михаила. Но в ответ было молчание.
Пройти кордон, который преграждал путь к лифту, ей вряд ли бы удалось.
«Только бы он сейчас спал, и ничего с ним не случилось», — подумала женщина.
Она села в кресло, придвинула стопку журналов, которые лежали на столике, и остановила взгляд на красочной обложке издания «Вокруг света». Машинально перелистывая страницы, она всё время фиксировала внимание на публике, выходящей из лифтов. Михаила среди них не было.
Вдруг из одного подъемника вывалилась шумная и пестрая компания: два молоденьких милиционера и три расфуфыренные в мехах девицы, развязные манеры которых не оставляли ни малейшего сомнения в их занятии древнейшей профессией. Они все прошли к выходу, причем Лариса заметила, что в дверях один из стражей порядка обернулся на нее.
Женщина сквозь стекло видела, как вульгарные девицы садились в специальный автобус.
Один из милиционеров, докурив сигарету, вернулся в вестибюль и направился к журналистке.
Удивлению ее не была предела, когда он подошел к ней и, сделав под козырек, произнес: «Предъявите-ка документик».
Было в его заплывших и нагловатых глазах что-то мерзкое, а, особенно, в этой приставочке «ка». Предъявите-ка… И приказ, и пренебрежение и беспробудное хамство. Хамство, уже готовое обвинить ее в грехах, которые она не совершала…
Лариса не совсем аккуратно открыла дамскую сумочку, и оттуда сразу выпали на пол паспорт и удостоверение корреспондента ТАСС.
Блюститель порядка молча поднял документы. Он изучил сначала паспорт, потом — удостоверение. Глаза мужчины вдруг превратились в щелочки, и лицо исказила улыбочка хамелеона. Милиционер взял под козырек.