Когда-то Альмерия была красивым городом, но Мерседес слишком устала, чтобы обращать внимание на красоты, и совершенно не знала, куда идти. Постояв в трех очередях, она абсолютно потерялась во времени. Часов у нее не было, а послеполуденное солнце было плохим подсказчиком. Вероятно, ее не было часа два.

Возвращаясь в центр города, Мерседес услышала вдалеке вой сирены и вскоре после этого взрыв, потом еще один, на этот раз ближе. Над головой пролетел сияющий серебром самолет. Только не здесь! Недолго они пребывали на небесах обетованных.

Подойдя ближе к главной площади, она почувствовала запах гари, а повернув за угол, обнаружила, что движется против течения. Совсем как в тот день, когда она только повстречала эту процессию из Малаги. На этот раз ей пришлось пробираться сквозь толпу. Внутри нее росла паника. С того момента, как она покинула Гранаду, Мерседес еще никогда так не пугалась. Она была даже больше напугана, чем тогда, на дороге. Бегущие люди отпихивали девушку, но она пробиралась сквозь них, направляясь к концу улицы, где смогла остановиться и переждать, пока схлынет поток.

После всех появились раненые. Некоторых вели, некоторых несли, многие остались лежать. Это был лишающий духа и сил молчаливый парад. В конце концов все прошли, исключая нескольких отставших, теперь неподвижных, засыпанных кусками каменной кладки; улица опять была спокойна. Мерседес задрожала от страха. Хотя она представляла, что увидит, когда повернет за угол площади, ее муки лишь усилились, когда она столкнулась с реальностью. Целая сторона улицы ушла в небытие, все здания были разрушены. Не уцелела ни одна стена, ни один столб. Это была груда покореженного металла, из которой торчали погнутые рамы и почерневшее дерево. Все обуглилось и сравнялось с землей. Мерседес вспомнила, что магазин, где Мануэла устроила себе временное убежище, находился в дальнем углу улицы. И она увидела лишь пустое место там, где когда-то стоял магазин.

— Святая Мария, Матерь Божья… Святая Мария, Матерь Божья… — бормотала она сквозь слезы. Мерседес быстро пересекла площадь и сразу, по обуглившимся обломкам, узнала части темно-зеленого фасада магазина, где она последний раз видела своих друзей. Там ничего не осталось, кроме опавшей штукатурки и скрученных металлических балок.

Мерседес стояла, не двигаясь. Гибель двух людей, которых она едва знала, но успела полюбить всей душой, оставила в ее сердце огромную пустоту.

Кто-то подошел сзади и похлопал ее по плечу.

Она вздрогнула и обернулась. Мануэла!

Но это была не она. Это была какая-то старуха.

— Я видела их. Сочувствую. У них не было ни единого шанса, когда упал этот снаряд.

Поскольку их убежище находилось совсем близко от центра взрыва — на это указывала воронка, — они погибли мгновенно. Об этом Мерседес подумала в первую очередь. По крайней мере, Хави крепко спал. Она отчаянно надеялась, что все было именно так и они не мучались.

— Твоя семья?

Мерседес покачала головой. Она не могла говорить. Да и что скажешь? Она просто стояла и смотрела в оцепенении на то место, где когда-то сидели ее друзья.

Десятки человек погибли. Лишь немногие из жертв налета были коренными жителями Альмерии, большинство, как Мануэла и Хави, протащились две сотни километров только для того, чтобы умереть в чужом городе. Фашистские бомбардировщики отличались меткостью. Они знали, что на улицах будет полно беженцев, легких мишеней, беззащитных людей.

Мерседес огляделась и увидела женщину, стоящую у руин собственного дома. Она видела, как тот падает, и теперь тщетно пыталась найти свои пожитки среди обломков обуглившегося дерева и перил, которые когда-то были на верхнем этаже. Если она сейчас ничего не найдет, потом будет уже поздно — вокруг было полно доведенных до отчаяния нуждающихся людей, готовых покопаться в бесхозном имуществе.

Мерседес посчитала, что ей просто повезло, что за время долгого пути удалось избежать пулеметных очередей, бомб и снарядов. Удивительно, как эта последняя атака миновала ее?

В карманах пальто уместилось все ее имущество: в одном — горсть чечевицы и полбуханки хлеба, в другом — танцевальные туфли.

Несколько дней спустя после отъезда из Гранады Антонио и его друзья достигли окрестностей Мадрида. Они подъехали с восточной стороны, где власть была в руках республиканской милиции. Они были шокированы тем, во что превратилась столица, а вид разрушенных бомбежками зданий только больше разозлил их. Когда они проезжали мимо в своем грузовике, маленькие дети, задрав головы, смотрели на них и махали руками, женщины поднимали pu~no [66] в жесте единства республиканцев. Прибытие каждого нового сторонника Республики только подкрепляло надежды, что фашисты не войдут в Мадрид.

Стоя вместе со своими попутчиками в очереди, чтобы записаться в отряды милиции, они больше узнали о ситуации в столице родины.

— По крайней мере нас обещали покормить, если мы запишемся в добровольцы, — сказал один из попутчиков. — Я с нетерпением жду, когда заморю червячка.

— Я бы не стал так надеяться, — ответил другой. — Здесь, наверное, с продуктами туго…

С сентября в Мадриде было полно беженцев. Несколько окрестных городков захватили фашисты, и объятые ужасом жители подались в столицу, отчего ее население увеличилось в несколько раз. Мадрид был окружен врагами, но кольцо было не настолько плотным, чтобы в город невозможно было прорваться. Поэтому вера жителей в освобождение не умирала. Тысячи беженцев со всеми пожитками, уместившимися в небольшой узелок, и коренные жители Мадрида продолжали надеяться, что ситуация скоро изменится. Они не смогут долго продержаться на одном хлебе и бобах.