Шрифт:
Следующие дней двадцать Лиля просто не помнила.
То есть умом — она прожила их и довольно неплохо, она занималась делами поместья, она пахала, как проклятая… но чувствами… иногда бывает такое — посмотришь на календарь и понимаешь, что скоро новый год. А ведь старый был только вчера?
Ритм жизни был такой, что даже дышать приходилось через раз, а есть и спать — на бегу.
Если бы не помощники — она бы вообще взвыла и удрала в монастырь. Мужской. Банщицей.
Авось там так не заездят!
Кстати — любопытная подробность, женские монастыри здесь-таки тоже были. Аналогом исправительных колоний. Для баб — с легкого поведения и тех, от кого хотели избавиться не убивая. Тюрьма была точно лучше.
Итак — Лиля крутилась.
Надо было запустить солеварню и коптильню — туда в приказном порядке мобилизовали вирман и дали им кое-кого из деревень.
Организовать крестьян на добычу и засолку рыбы.
Оценить пласт янтаря. И наладить разработки.
Этим занимался Ганц вместе с людьми Лейса и вирманами. Ну и опять-таки надо было мобилизовать на это дело крестьян, надо было чем-то платить… нет, Лиля могла и просто приказать. Но…
Вопрос на засыпку.
Если оторвать человека от повседневной работы — кто ее за него сделает?
Поэтому надо было выбрать тех, кто может оторваться от крестьянского труда. И помогать их семьям. И заказать в Альтвере еще кучу всего — от скотины до тряпок, и отправить Торию то, что успел сделать Хельке, и поделиться с ювелиром своими мыслями о янтаре — что из него делать и как…
Эрик обещал сходить в Альтвер и вернуться — и Лиля ему верила. А кому еще-то?
Что у нее — очередь из желающих? Ню — ню…
Кроме того были проблемы с янтарем. Как Лиля поняла, там был только небольшой выход на поверхность. Который и выбирали без лишнего шума. А потом жила уходила вглубь. Разрабатывать-то ее можно, но уже всерьез. Штреки, шурфы, крепежи и прочие радости жизни. Втихорца не потаскаешь. Потому братцы и решили набрать побольше — и срулить на сторону.
Кроме того Лиля обсудила с Ганцем такое предложение.
Налог короне она платить обязана. А вот чем… не отправлять же янтарь в кусках? Может, она изделиями расплатится? И Его Величеству удобнее, и им выгоднее…
Ганц подумал — и кивнул. В принципе — да. Так тоже делали. Но сначала — все наладить.
Как раз пока все будет налаживаться — Хельке обработает хотя бы часть янтаря по ее эскизам. Которые тоже надо… нет, не нарисовать. Но хотя бы объяснить, как это сделать и чего она хочет.
Хельке только что за голову не схватился. И заявил, что если будет спать по два часа в сутки, то все будет готово только через месяц. Даже если подобрать себе подмастерьев посмышлёнее. Ганц милостиво согласился задержаться на этот месяц. Мол, пока король ЦУ не прислал — имеет право.
Лиля тихо подозревала, что Ганц просто наслаждался жизнью в Иртоне.
Тихо, спокойно, сплошное уважение, совета спрашивают, важным делом заняли… приятное разнообразие после интриг королевского двора. А Ганц рассказывал о них по вечерам, за ужином. Завтракали и обедали они как придется, но ужин был серьезным делом. За столом собирались сама Лиля, Миранда, безумно гордая собой, пастер с сыном (Марк только в виде милости), Лейф и Ингрид, если были в замке, Эрик, Лейс, Лонс Авельс, Хельке с сестрой, Тахир… общество было дико разношерстным. Но Лиле было плевать.
Эти люди станут ее командой. Она бы и мастеров за стол посадила, да не по рангу…
А еще надо было поговорить с пастером, который только за голову хватался при виде такой деловой активности. И убедить его, что в зеркалах нет ничего дурного. Помолиться там, над продукцией… Или пообещать еще что-то полезное.
В любом случае стеклодув с кузнецом теперь висели на Лиле как пришитые, стоило ей только зайти в мастерскую.
Мальчишки реально осознали себя — Творцами.
Да-да, именно так, с большой буквы. Никто еще не соединял стекло и металл, стеклодувную и кузницу. А теперь это было сделано — и результаты поражали воображение. Лиля вообще сильно подозревала, что еще лет сто — и точно бы появились свои 'венецианские мастера'. Предпосылки были, база тоже… свести все воедино не могли. И чуть-чуть добавить знаний. У Лили они были. У мастеров… теперь тоже были. И юные мастера кузнечного и стеклодувного цехов понимали, что они — первые. Никто и нигде еще не делал того, что сделали они.
Гордость перехлестывала через край. А уважение к графине и щенячье обожание…
Лиля сильно подозревала, что гнать будет — не уйдут. Эти двое ребят были преданы ей до глубины души.
Не меньше любви излучали и Марсия со подруги, девушки — швеи, спешно переквалифицировавшиеся в кружевниц. Они наплели уже порядка ста метров кружева, прерываясь только на сон и еду — и постоянно потрошили Лилю, требуя новых узоров и идей.
Платки, пояса, перчатки, шарфы, вуали, мантильи… Лиля объясняла на пальцах — а девушки делали в меру понимания. Потом опять бежали за советом — и переделывали. И так, пока не получался хоть какой-то образец. А по нему уже плелись и более аккуратные и красивые вещи.