Шрифт:
С утра Лиля прошлась по замку.
Побеседовала с Ганцем Тримейном. Порадовалась.
Оказалось, что работорговцы все подтвердили, так что ее люди были полностью в своем праве. Даже более того. Их надо будет наградить, на что деньги выделит сам король.
Когда Лиля искренне спросила — как это, Ганц объяснил все просто на пальцах.
Эрка Грисмо и его родственничков-уродственничков допросили по полной программе. С применением нехитрых средств из местной пыточной. И оказалось, что они нарыли примерно пятьдесят килограмм янтаря. Сумма по местным меркам… бешеная, по-другому и не скажешь.
Этого хватило бы, чтобы прикупить два Иртона и еще на Брокленд бы осталось.
Даже с учетом королевской четверти.
Да, такое тут было.
Обычно король не заморачивался, собирал десятину налога, и все. Кстати, иногда дворяне платили сами в столице, иногда на места выезжали соратники Ганца с достойной охраной…
Но вот если дело касалось ценных и полезных ископаемых…
Найдешь золото?
Открывай рудник, но четверть всего — королевская. Найдешь брюлики — то же самое.
Любое ценное ископаемое из земли — облагается налогом.
Лиля спорить не стала. Только подумала, что где-то Эдорова кубышка еще припрятана. И вообще — незачем быть жлобьем.
Она из своего мира может такое вспомнить… что четверть, отданная королю, копейками медными покажется! А уж что они с Хельке могут наворотить… Тем более что и Хельке, и его сестричка Лория, навестив с утра ребенка, преисполнились к Лиле горячей благодарности. А то ж!
Сколько народу в этом мире вымирало из-за грязи. А Лиля это дело ликвидировала. И то сказать — кто бы стал возиться с мальчишкой-эввиром?
А тут — рану промыли, перевязали, на тюфяк отдельный уложили в чистой комнате, сиделки ходят… за королем иногда так не ухаживают.
Так что Хельке готов был на графиню молиться.
А пастер, кстати, и молился.
Приехавшие ночью Лейф и Ингрид застали самый шапочный разбор, чем Лейф очень огорчился. Настучал Эрику за трату ценного кувшина. Поругался с Лейсом. Но потом махнул рукой и признал, что сделано все было вовремя и не так плохо.
А пастера тут же перехватила Эмма. И отправила молиться за выздоровление всех раненых.
Что пастер Воплер и сделал. И пошел. И молился прямо в палатах, и не обращал внимания, кто тут есть кто.
А на удивление Ганца Тримейна пожал плечами.
— Так все мы — дети Альдоная. И мы, и вирманы, и эввиры, а то, что они еще этого не поняли… Альдонай равно милостив ко всем своим чадам.
Ганц покачал головой — мол, ни к чему такое вольнодумие… но в глуши сойдет. Да и графиня такую точку зрения полностью поддержала. Мол, кому не нравится — идите к Мальдонае.
А в ее доме никому в помощи отказано не будет — и плевать на веру.
Ну, так резко она, конечно, не выразилась, но Ганц все равно понял, покачал головой и перешел к делам насущным.
Итак, пятьдесят килограмм янтаря за вычетом королевской четверти — что есть 12,5 кг Его Величеству.
Плюс работорговцы. Плюс два корабля. Не самых лучших, но неплохих. Они тоже являются собственностью графини Иртон. Так что решайте, вашество, что с ними делать…
Работорговцев я, конечно, заберу в Альтвер, там их к делу приспособят, вам-то в Иртоне такие радости ни к чему. А корабли… ваша проблема.
Лиля пожала плечами. И решила посоветоваться с Лейфом и Эриком.
Может быть, удобнее их продать. А может и нет…
Чем дальше, тем больше зрело у Лили подозрение, что надо иметь пути отхода.
Да и свои корабли… были бы — не пришлось бы до Альтвера пешком шлепать. За зиму вирмане могут подобрать команды, обучить, и готов флот Иртона. Торговый, ясен пень. А чем торговать… янтарь и изделия из него. Это первое.
Стекло и изделия из него. Это второе.
Соль.
Бумага.
Ну и посмотрим, что они с Хельке еще наворотят за зиму.
Если бы Лиля пожелала, Иртон мог бы стать центром промышленности. Только вот…
Хорошо, если у супруга в голове мозги. А ежели опилки?
Если не удастся договориться миром?
Лиля на многое была готова, но мало ли что, мало ли кто и как…
А если придется покидать весь свой скарб на корабль и свалить в рекордное время?
Может ведь и такое быть. Судя по огрызкам памяти реципиентки Джерисон Иртон супругу не любил, не ценил и даже не собирался.