Мы победили, и никто не мог нас судить.

Эсэсовцы погрузили пленных в свои машины и поехали по дороге, по которой мы добрались сюда. Нам было приказано двигаться следом тройками. К тому времени как мы дошли до деревни, толпа, видевшая, как мы идем к фабрике, уже разошлась.

Эсэсовцы дали каждому по справке, объяснявшей, при каких обстоятельствах мы задержались с прибытием. Нам было приказано вернуться в поезд. Мы и не жалели, что уходим.

Последняя сцена, которую мы увидели, была не из приятных. Команда, наряженная для расстрела, принялась за свое дело. Раздалось четыре выстрела, и с четырьмя партизанами было покончено. Они упали на снег. Мы молчали. Офицер разъяснил нам. В результате диверсии погибло не меньше сотни наших солдат. Во всем, что произошло, виноваты партизаны. К тому же как можно сравнивать партизана и человека в немецкой форме? Они так или иначе должны быть расстреляны без суда. Таковы законы военного времени.

Ночь мы провели в поезде, стоявшем без движения. С большим трудом мне удалось заснуть. Стоило закрыть глаза, как на меня наваливался кошмар. Передо мной возникал огромный камень, а снизу струилась темная кровь. Она попадала мне на ноги и жгла их.

На следующий день мороз усилился. Мы сели в другой поезд, пришедший забрать нас, и принялись слушать монотонное постукивание колес. Мимо пробегали леса, погруженные в сугробы. Лишь изредка однообразную картину нарушали одинокие сосны, стоявшие на холмах. Безбрежные пространства, где не ступала нога человека, будто созданные для гигантов, снова вселили в нас неуверенность. Сможет ли кто-нибудь подчинить эту страну?

Вечером мы прибыли в Винницу. Движение было беспорядочное из-за начавшейся воздушной тревоги. Станцию переполнили солдаты в длинных зимних шинелях. Часть дивизии «Великая Германия» базировалась в это время в Виннице, поэтому жандармы направили меня прямо на командный пункт. Организованность, царившая в дивизии, приятно меня удивила. Стоило мне назвать свое имя и номер роты, как мне тут же указали расположение части. С ужасом я услышал, что мы вернулись на передовую и вместе с двадцатью другими ротами занимали район в пятистах километрах от Винницы. Мне указали округ и номер сектора. А я-то думал, как встречусь с друзьями и буду рассказывать им об отмене отпуска и как мы придумаем, каким способом его восстановить. А вместо этого мы встретимся в заледеневшей траншее. Меня словно обухом ударило. Растерявшись от услышанного, стоял перед штабс-фельдфебелем, который нашел мое имя в списках. Он бы и не обратил на меня внимание, если бы мое поведение не заставило его заговорить:

— Что еще? Вы больны?

Потрясение было настолько велико, что я сказал ему правду:

— Я отбыл в отпуск, на поправку, господин штабс-фельдфебель. А в Люблине узнал, что его отменили.

— Нашей родине приходится нелегко, — ответил тот, помолчав. — Не вы один лишились заслуженного отдыха. В таком же положении оказались те, кто был здесь до вас, и окажутся те, кто придет позже.

Я хотел было добавить, что отпуск полагался мне официально, но штабс-фельдфебель наткнулся на выданную капитаном СС справку.

— Вижу, вы отличились в бою с партизанами, — проговорил он. — Поздравляю. Я включу справку в ваше досье, и командир роты, несомненно, даст вам повышение.

Как я ни был опечален, все же улыбнулся.

— Я очень рад, господин штабс-фельдфебель, — выдавил я из себя, наполовину искренне, наполовину официально.

— И я за вас рад. — Он протянул мне руку.

Я оказался в обществе тридцати солдат, которых постигла та же участь. Однако ночь мы провели в теплом удобном здании, превращенном в казармы. Постелей на всех не хватило, но каждая комната обогревалась, и пол был теплый. Несмотря на тревожные предчувствия, мы как следует выспались.

Мы уже давно научились засыпать при удобном случае, когда приходилось ждать: это позволяло отвлечься от тяжелых мыслей и перейти в бессознательное состояние. Зачем размышлять, когда на душе и так скребут кошки. Сон же помогал: мы переставали думать о настоящем, а силы наши восстанавливались. Жалко, что нельзя выспаться заранее, на случай, когда сон будет невозможен.

Остаток вечера и весь следующий день мы провели во сне, прерываясь лишь на еду. Из дремы нас вывел офицер. Вечером он приказал нам занять грузовики, чтобы отправиться на позиции. Ежась, будто попали под душ с холодной водой, мы вышли на улицу. Прошла перекличка, и мы заняли места в грузовиках.

Еще не наступил рассвет, а мы уже прибыли в деревеньку, построенную саперами. Нам было приказано выйти из грузовиков. Каждый получил порцию ячменного кофе, который постоянно подогревали в трех кубах. Стоял ужасный мороз. В нашей памяти ожили воспоминания о предыдущей зиме: как мы просыпались от холода, как невозможно было помыться, вши, короче, о том, какая была пытка. Все вокруг напоминало о войне. Воронки говорили о том, что постоянно идут артналеты. Значит, сектор не находится под нашим контролем.