Шрифт:
— Так что пока!
Сосипатыч ушил.
Ленин подошел к двери, за которой лежала больная, прислушался… Елизавета Васильевна спала.
Ленин распечатал письмо Кржижановского, взял шахматную доску и, сверяясь с письмом, расставил фигуры. С этой минуты уже ничто более не занимало его.
Он очень любил шахматы. Друзья, игравшие с ним по переписке, тратили часы на то, чтобы создать на доске самые трудные положения, — он тратил на разрешение их минуты. Но то были минуты полного забвения всего, кроме очередного хода.
На его лбу выступили капельки пота, взгляд устремился туда, где Глеб создал, казалось бы, неприступную линию обороны. Ленин застыл в напряженной позе. Ни единый мускул не шевельнулся на этом лице, лишь на висках появились синеватые тугие жилки.
— Скажите, пожалуйста, милейший Глеб, да вы, никак, всерьез взялись за шахматы, — забывшись, громко сказал он.
— Это вы, Володя? — подала голос Елизавета Васильевна.
— Да! — машинально ответил Ленин.
— Как охота?
Вопрос остался без ответа.
— Вы бы сказали Наденьке, чтобы она немного меньше работала. Ведь она день-деньской…
— Да уж такой у нее характер… Однако какой великолепный ход!.. Она очень скучает по Питеру, по рабочим, по школе… Вот пойдем с ней на охоту, развлечется, отдохнет. Гм, скажите, какой замечательный ход!
— С кем это вы разговариваете?
— Играю в шахматы с Глебом. Да он просто маэстро, ей-богу!
— Разве Глеб приехал? Глеб, что же вы не навестите меня?
— Да нет же! — Ленин оторвался от доски. — Глеба нет, это я один… Он прислал в письме новый ход, и вот я… — И снова углубился в шахматы.
Давно было установлено, что Глеб Кржижановский «легок на помине». Владимир Ильич, погруженный в обдумывание хода, не слышал, как по дороге проехала почтовая повозка, как остановилась против дома, как Кржижановский подошел к окну. После долгой паузы, в течение которой Глеб с победоносной улыбкой наблюдал за Лениным, он, не выдержав, крикнул:
— Ага! Вот так задал я вам задачу, господин философ! — и торжествующе рассмеялся.
Ленин поднял на Глеба утомленные глаза.
— А-а, ты! Ну и легок же ты действительно на помине. Наденька, Глеб приехал. Входи!
Глеб, не долго думая, перемахнул через окно.
Когда Надежда Константиновна вошла в комнату, он бросился к ней, обнял, расцеловал.
— Это от меня, это от Зины, это от Старкова! — приговаривал он при каждом звонком поцелуе. — Ну, здравствуйте! Я у вас не был вечность.
— Неделю, — усмехнулся Ленин.
— Тем не менее она мне показалась вечностью… И если это ничего тебе не говорит, — он запнулся, — то и не надо. Я не мог, ну, понимаете, просто не мог больше сидеть в нашем проклятом селе; Зина прогнала меня к вам. Я ей надоел.
— Глеб, не кричите, — послышался голос больной. — Идите сюда, я хочу обнять вас.
Глеб исчез в боковушке и через несколько минут вышел оттуда.
— Вот заговорилась с вами, Глеб, а от моей птицы остался один уголь! — разволновалась Надежда Константиновна.
— Птица? Откуда?
— Охотник принес.
— Ну да! Застрелил-таки?
— Почему же «застрелил-таки»? — обиделся Ленин. — Не одну птицу, застреленную мной, ты съел в этом доме.
— Разве и тех ты убил?
— А кто же, — совсем сердито проговорил Ленин.
— Полно вам ссориться, — сказала Надежда Константиновна и вышла на кухню.
— Ну, насмешник, садитесь. Отличный выдумали ход, отличный!
— Ага, ага! Ну-ка, поломайте голову, господин Архимед!
— Вы изволили ходить так? Гениально, милостивый государь! Гениально! И быть бы вам, Глеб Максимилианович, мировым чемпионом, ежели бы вы дали себе труд продумывать свои ходы до конца. Но, увы! У вас божественное дерзание никогда не соединяется с расчетом. Пых! — и выгорело. Вот мой ход. — Ленин двинул ферзя.
— Какой же я болван!.. — в отчаянии закричал Глеб. — Как же я не учел!.. Я ведь думал над этим ходом два дня! Все предвидел, кроме хода ферзем.
— Потому что ты помнишь только об ударе и не готовишь резерва для полного разгрома. Сдаешься или будешь думать?