Джером ответил ей улыбкой с такой терпеливой снисходительностью, с таким непревзойденным превосходством, что мадам Жерар переменилась в лице и снова заплакала.

— Вы не любите никого, — всхлипывала она. — Не любите Элоизу, не любите меня, не любите Малькольма. И вы еще утверждаете, что «исцелились». От чего? Исцелились от всего, кроме болтовни. Вот оно, вот ваше лечение. Исцелились ради себялюбивой проповеднической жизни; исцелились, чтобы чувствовать превосходство над другими человеками, чтоб гордиться, что вы были чертовым взломщиком, а теперь можете сидеть кружком с менее удачливыми обывателями и помыкать ими, потому что у них хватает глупости признаться, что они не знают ответов на все ваши благочестивые вопросы. Да, все-то вы знаете, но дайте срок… — с этими словами мадам Жерар встала в кровати и наставила на Джерома палец с такой суровостью, что улыбка медленно стерлась с его лица.

— Я предсказываю вам: вашему исцелению — конец! Слышите. Вы больше не исцелены. Вас ждет долгий рецидив, и вы выучите урок, который забыли со своих разбойных дней: любовь — это действие, а не приторная болтовня.

— А сейчас, мадам Жерар, — ответил ей Джером, — прошу вас, спуститесь и приготовьтесь уйти, как хорошая девочка. — И он наклонился, чтобы целомудренно поцеловать ее в лоб.

— Снисхождение! Снисхождение, — возопила мадам Жерар. — Последнее орудие!

Жерар Жерар приехал, вызванный пьяной и обезумевшей Элоизой Брейс, и ждал теперь, хмурый, веером красивом плаще, пока мадам Жерар болезненно спускалась на два лестничных пролета из гостевой комнаты, где только что окончился ее долгий разговор с Джеромом.

Мадам Жерар остановилась на площадке второго пролета, чтобы посмотреть на мужа.

— Вероятно, я оторвала тебя от какого-нибудь амура с кухонной прислугой? — мадам Жерар пошла в атаку.

Жерар Жерар едва взглянул на нее, стоя по-прежнему посреди нижней комнаты.

— Мой муж со мной не разговаривает, — заметила мадам Жерар Элоизе Брейс, которая стояла у входа в комнату, скуля и икая.

— Брошенная собственным мужем, изгнанная из дома взломщиком, поколоченная ближайшей подругой, покинутая моими красавчиками, — она указала рукой в перчатке на каждого по порядку, — кто сможет отрицать, что моя империя — в руинах?

— Мадам Жерар, — выкрикнула Элоиза, пройдя часть пути к ней.

— Стоять! — прошептала мадам Жерар и схватила пучок зелени, свисавший из тяжелой вазы.

— Я отказываюсь вновь слышать о том, как меня любят, — провозгласила мадам Жерар. — Вы все, да, все вы — профессиональные полюбовные болтуны. Жерар Жерар, Элоиза, взломщик Джером: все вы говорите о ваших больших, бьющихся, полных любви сердцах. Но при этом вы не можете вынести моего присутствия даже несколько часов. Вы отрываете меня от единственного наслаждения, которое остается моим зрелым годам, — с этими словами она швырнула зеленым пучком в Жерара Жерара, на которого побег упал легко, как воздух.

— Вы зовете людей забрать меня, когда устаете от моих повторений, когда я раздражаю ваш покой, когда моя тоска выплескивается на вас из бездонной глубины…

— Она дает спич, — простонал Жерар Жерар безнадежным голосом.

— Но сами вы, — мадам Жерар указала на мужа и Элоизу Брейс, — не отказываете себе ни в каком удовольствии. Что бы вы делали, если б меня не было: о ком говорили бы, над кем чувствовали бы превосходство? Какое удовольствие я отняла бы у вас? Воистину, какое удовольствие!

Она немного поплакала, но вскоре глаза ее высохли, иона заговорила довольно беспощадно:

— Без меня ваша жизнь была бы лишена воображения. Хоть вы не можете терпеть меня во плоти, но вами единственно движет мой дух и моя воля. Все ваши жизни зависят от меня.

— Господи помилуй! — воскликнул Жерар.

— Кто украл мой зонтик? — вдруг спросила мадам Жерар низким голосом, как старая актриса, прервавшая репетицию.

— Ваш зонтик здесь, милая, — откликнулась Элоиза, протягивая зонтик с почти неприличной поспешностью.

— Ах, — проворковала мадам Жерар, — так вы и вправду подготовились… Вы не теряли времени и полностью приготовили мое изгнание.

Мадам Жерар вплотную подошла к Элоизе, словно собралась изучить ее как редкий камень. Пока Элоиза обменивалась устрашенными и нерешительными взглядами с Жераром Жераром, мадам Жерар медленно прижала губы ко лбу Элоизы и поцеловала ее еще несколько раз.

Затем, гладя на Элоизу внимательно и критично, мадам Жерар сказала:

— В вас не осталось красоты. Ваша кожа никогда не была особенно приятной, но сейчас она как будто принадлежит женщине без возраста и без юности. Вас подхватили безымянные волны средних лет.

Элоиза тихо всхлипывала.

— Какой муж может испытывать любовь, видя эту кожу? — воззвала мадам Жерар ко всей комнате.

Установилась долгая тишина.

— Отвечайте на мой вопрос, — потребовала мадам Жерар у Элоизы. — Как художник вы обязаны ответить.

Элоиза села на диван рядом с Жераром Жераром и подняла стакан с бренди, оставленный там вчера.

— Какой мужчина увидит любовь или даже женщину в вашем лице? Ответ прост, моя дорогая Элоиза, такого мужчины нет. Вы больше не женщина. Да и художник ли вы? Это мы увидим, когда будет окончен портрет Малькольма. Соединено ли ваше художественное могущество с могуществом женским? Если да, то вы исчерпались, выдохлись, кончились навсегда.