В один из темных осенних вечеров к Йобсту неожиданно заглянул давний приятель. Они посидели с кружками крепкого пива у жарко пылавшего камина, живо обсуждая последние политические новости и последние законы, недавно изданные курфюрстом, – указы властителя вызывали не только искреннее возмущение, но и откровенную насмешку населения.

– А вот мы сейчас сочиним о них забавный памфлетик в стихах, – со смехом предложил Йобст.

Присев к столу, он взял перо и бумагу, подумал и быстро набросал несколько четверостиший и прочел их знакомому. Тот пришел в полный восторг и даже посоветовал, как удачнее продолжить памфлет.

После его ухода Вайсброд приказал служанке подать вина и, прихлебывая его, старательно скрипел пером всю ночь напролет, сам во все горло хохоча над тем, что получалось. Ведь получалось, черт возьми, получалось! Да еще как метко, зло и ядовито!

На другой день после обеда вновь зашел тот же приятель. Йобст не утерпел и прочел свое новое готовое произведение. Друг был поражен и взволнован. Он сам переписал едкое творение Вайсброда и унес список с собой. Вскоре злой и острый памфлет уже вовсю гулял по городу, его окрестностям и незаметно расползся по всей Саксонии.

– Мне уже изрядно надоели всякие злокозненные стишки, – вскоре раздраженно сказал своим приближенным курфюрст. – Известно ли, кто является их автором?

Хозяину Саксонии придворные почтительно доложили:

– Автором мерзопакостных стихов является некий бумагомаратель Йобст Вайсброд.

– Это точно? – недоверчиво прищурился властитель.

– Как ясный день, Ваше Величество, – ответили ему, – верные люди давно донесли на стихоплета. Ему намекнули, что пора бы и уняться, но он не захотел прислушаться.

– Вот как? Поэт жаждет славы? – со злой иронией поднял бровь курфюрст. – Ну что же, он ее получит, коли сам этого захотел: пусть стража бросит его в темницу! А потом я подумаю, как с ним поступить.

Вечером того же дня ничего не подозревавшего и совсем не ждавшего никакой беды полуодетого литератора грубо вытащили из дома четверо здоровенных стражников в латах, вооруженных мечами и алебардами. Они отволокли едва переставлявшего ноги Йобста в сырую и полутемную, кишевшую крысами городскую тюрьму, бросив в сырую и мрачную подвальную камеру.

Два дня бедный, мечтавший о славе Йобст мучился полной неизвестностью, а на третий, во второй половине, когда солнце уже стало клониться к закату, загремели замки. Вайсброда вывели из камеры и притащили в большую залу заседаний суда.

На возвышении в широком, обитом темно-бордовым, как засохшая кровь, бархатом кресле сидел сам курфюрст. Он нервно перебирал холеными тонкими, но сильными пальцами, привычными к рукояти шпаги и конским поводьям, массивную золотую цепь на шее поверх своего роскошного одеяния из струистого шелка, парчи и тонкого сукна.

– Скажи мне, это ты написал бунтарскую поэмку или что-то там в подобном роде?

Курфюрст говорил тихо, но его слова падали в гулкой тишине зала, словно тяжелые камни или чугунные пушечные ядра, способные раздробить кости. Вайсброд даже удивился: какими весомыми, оказывается, могут быть слова облеченного практически неограниченной властью человека!

Надо ему что-то отвечать? Но надо ли, если он и так уже все знает?

Господи, почему он не верил и как же оказалась права та проклятая старуха с хрустальным шаром и трубкой, когда настойчиво призывала его к осторожности! Как удивительно права!

– Тебя следовало бы немедленно обезглавить за подобную дерзость, – тихо продолжал курфюрст, и Вайсброду сделалось дурно от страха. – Ты ядовит, аки ползучий гад! Но я очень милостив! Господь велит нам наставлять грешников на истинный христианский путь. Курфюрст щелкнул пальцами, и онемевший от ужаса Йобст с удивлением увидел, как в зал суда вошел рослый мускулистый палач в красном колпаке с прорезями для глаз. Он нес на большом блюде нечто, накрытое красной, как кровь, шелковой материей. Неужели это… топор?

– Раз ты так ядовит, то прими сам свой яд, – желчно рассмеялся владыка Саксонии. – В пример другим писакам я проучу тебя, принудив съесть собственный пасквиль!

По его знаку палач сдернул покрывало, и задрожавший Йобст увидел на большом подносе множество экземпляров собственного памфлета. И все их ему предстояло съесть?

Да, спасая свою жизнь от гнева жестокого властелина, литератор Йобст Вайсброд в 1523 году – это абсолютно точно зафиксировано историческими и придворными хрониками, – давясь и рыгая, съел все экземпляры своего острого сатирического произведения, некоторое время пользовавшегося определенной популярностью среди населения Саксонии.