Противник в станице спал мирным сном под защитой Баталпашинска и Кардоникской группы, имея лишь караул с пулеметом на мосту. Атака с рассветом произведена полками почти одновременно, запоздал лишь немного Лабинский полк, которому пришлось перейти вплавь через глубокое место реки. Мостовой караул не успел разобрать винтовки и был весь целиком сброшен с моста в реку Кубань.

В станице произошла короткая перестрелка, главным образом стреляли коммунисты, которые выскакивали из дворов на тачанках и верховых лошадях, убегающие из станицы попали под шашки лабинцев. В станице изрублено 200 человек коммунистов (коммунистический эскадрон при IX армии). Взят в плен целиком хоперский батальон в 550 человек (все казаки-донцы из плененных на Черноморском побережье), 4200 снарядов для трехдюймовых полевых пушек, 5 миллионов ружейных патронов и масса всевозможного груза (110 подвод), денежные ящики с 2,5 миллионами рублей, главным образом советских.

Жители станицы Беломечетской долго не верили, что мы действительно казаки, так как за несколько дней до нас в станицу прибыл отряд конных в погонах, ловили комиссаров, расспрашивали об угнетенных большевиками казаках, их отношении к советской власти и повстанцам.

Отрядом командовал человек, наряженный в черкеску с генеральскими погонами, в белой папахе и на серой лошади, который объявил населению, что он — генерал Фостиков, восставший против большевиков. Этот отряд позже устроил террор в станице, а все сознавшиеся в сочувствии ко мне и восстанию были расстреляны. Одежда и даже самозванец были похожи на меня и мое обмундирование; как потом я узнал, он оделся так, как я был снят на карточке, которую большевики нашли у моей сестры в Баталпашинской.

В станице Беломечетской я узнал о зверском убиении моих родных: бабка, отец, сестра с шестью детьми и несколько родственников были расстреляны. Этот гнусный и невиданный до тех пор террор и зверство над моими родными зажгли у меня такую бешеную месть, что я поклялся перед Богом в будущем не пощадить ни одного коммуниста.

Население убедилось, что мы действительно повстанцы, и выражало желание скорейшего избавления из большевистского «рая». К 11 часам операция закончилась и части со всеми трофеями и пленными сосредоточились на левом берегу реки Малый Зеленчук и Шебезовского аула, а позже выступили на хутор Японский (по реке Большой Зеленчук, напротив аула Тазартукинского).

2-й Лабинский полк выполнил свою задачу (нападение на Баталпашинскую) плохо, так как, наткнувшись на сильную заставу с пулеметами красных у моста через Кубань, до 11 часов вел перестрелку; большевики подвели свой резерв к мосту, и полк отошел. Но все же это вызвало панику в станице Баталпашинской, все ответственные работники-коммунисты и их учреждения бежали в станицу Новогеоргиевскую. Мое нападение на станицу Беломечетскую заставило штаб IX советской армии перейти из станицы Невинномысской за реку Кубань.

В 16 часов 24 июля вся конная дивизия подошла на хутор Японский, где разместилась на ночлег.

Что за это время происходило под станицей Кардоникской?

23 июля, в день ухода дивизии в набег на Беломечетскую, все было благополучно, большевики не наступали, а разъезды гарнизона были энергичны в его поисках и не давали красным возможности выйти с их позиций. До вечера 23 июля в станице не знали, куда я ушел, а вечером, узнав, что в набеге так далеко от Кардоникской, жители станицы начали разбегаться в горы и в лес.

25 июля, когда большевики попробовали перейти в наступление, то не встретили почти никакого сопротивления со стороны казаков. У войскового старшины Маслова, несмотря на его уговоры, осталось лишь десятка четыре вооруженных казаков, которые не могли оказать должного сопротивления, и большевики без боя заняли станицу. Наступали очень нерешительно, а получив через полтора часа сведения о разгроме Беломечетской, перестреляли нескольких казаков в станице и спешно ушли в Баталпашинск.

После ухода большевиков войсковой старшина Маслов пробовал собрать казаков и вновь создать гарнизон станицы, но это было невозможно, так как большинство населения из лесов и гор больше не выходило. 25 июля войсковой старшина Маслов присоединился с 40 казаками ко мне в станице Надежной.

Утром того же дня были выпороты два черкеса за клевету на некоторых горцев. Необходимые подводы для обозов (70) были взяты из Тазартукинского аула силой и прибыли только после моего заявления, что открою огонь по аулу, если через полчаса не будут присланы.

К 7 часам утра дивизия выступила с хутора Японского на станицу Удобную. К 10 часам голова дивизии втянулась в станицу. При подходе к станице на улицах было много народу, был праздник, но при входе в станицу молодежь попряталась. Настроение у казаков в станице было плохое, выступать со мной они не хотели под влиянием старика Гришая и подхорунжего Владимирова, которые, несомненно, были под влиянием большевиков.

Как только дивизия остановилась, было получено спешное донесение от разъезда, высланного на Надежную, что между станицами Надежной и Передовой идет бой. Высланный к станице Передовой разъезд донес, что красные заняли станицу, а 1-й Кубанский полк под натиском отошел к Исправной; красные втягивают в Передовую свои части и обозы. У меня созрел план окружения красных в Передовой, но для этого было нужно, чтобы противник сосредоточился в станице.