Я перекинулся несколькими словами с его женой и дал ей понять, что абсолютно необходимо, чтобы между нами все было кончено. Она была согласна больше не встречаться.

В том момент, когда я выходил, вышибала был занят своим фингалом, который получил, пытаясь задержать мужа, но тем не менее с присутствием духа сделал мне одно последнее предупреждение:

— Если этот тип еще хоть раз заметит, что ты здесь ошиваешься, он тебя изничтожит!

Я в этом ни секунды не сомневался.

Но на этом дело не кончилось, потому что после того памятного вечера девушка еще несколько раз приходила меня навестить в «Топ Тене», невзирая на своего мужа. Тот обнаружил себя двумя неделями позже — я заприметил его со сцены: даже с такого расстояния было видно, что он пьян и настроен драться. Он сразу же головой вперед с глазами, вылезшими из орбит, бросился ко мне, растолкал официантов ударами кулака, залез на стол, опрокинув стаканы, и наконец кое-как добрался до сцены.

БИТЛЗ как раз исполняли одну из песен. Опустив руку, я схватил бутылку, из числа тех, что всегда валялись на сцене, стараясь при этом не сбиться с ритма. По какой-то таинственной причине все остальные из группы принялись насвистывать, пока он приближался ко мне, тяня свои мускулистые ручищи к моей шее. Мне пришлось разбить бутылку о его череп, иначе он, в стельку пьяный, рухнул бы на меня и попытался задушить или ударить. Обмякнув, он даже растрогался и оперся о мое плечо, чтобы подняться. Слава богу, песня закончилась, и я мог ретироваться. Я вскочил на ноги, и все вместе мы зигзагами бросились к бару, где каждый заплатил за себя, заказав по стакану. После этого случая я его больше никогда не видел… его жену, впрочем, — тоже.

Жизнь на Репербане редко заставляла скучать; мне вспоминается один из примечательных дней этой поездки, когда БИТЛЗ исполнили музыкальное сопровождение к генеральному сражению, произошедшему между солдатами канадской армии и персоналом «Топ Тена».

Канадская армия — не вся, конечно, но солидная часть: несколько сот человек, во всяком случае, — прибыла в город на отпуск и завладела всем Репербаном; десятки солдат оккупировали клуб, где мы играли. Это было ужасно: они накачались вином еще во время рейда в Дьепп. «Топ Тен» уже был битком набит, когда началось это вторжение — настоящий набег подгулявшей солдатни. Мы уже с таким сталкивались, и все же их количество нас поразило; эти типы вовсю горланили и хорохорились, однако никто из них не пожелал заплатить, когда подошло время.

Обычно вышибалы управлялись с помощью своих, столь опасных, дубинок или еще более опасных газовых пистолетов. Либо посетители платили в кассу, либо их избивали: одно из двух; как правило, солдаты кончали тем, что раскошеливались. Но на этот раз все было по-другому. Удары кулаков сыпались направо и налево во всех углах клуба: официанты и вышибалы уже не справлялись. Петер Экхорн, не теряя присутствия духа, послал за подкреплением — не за фараонами, а за другими вышибалами, представлявшими собой что-то вроде настоящей армии, которую поддерживали еще и множество гамбургских громил, наводнявших Сент Паули.

Маневр оказался успешным и виновники неприятностей были вытеснены на улицу, но, к несчастью, не только Петер Экхорн позвал на помощь подкрепление. Спасшиеся бегством квебекцы быстро собрали еще несколько сотен своих соотечественников и тут же направились прямиком к «Топ Тену», горя жаждой мести.

От Репербана до клуба было довольно далеко, и, когда стало известно, что контратака неизбежна, Экхорн решил встретить противника позади баррикады, спешно сооруженной его союзниками, в то время как БИТЛЗ продолжали играть рок-н-ролл, а посетители — танцевать. Столы нагромоздили в проходе, и экхорновские войска ожидали начала операции, укрывшись за ними. Шеридан, как и мы, все еще пытался петь, когда сражение началось: раздались крики, вой, грохот опрокидываемой мебели и звон разбитого стекла.

— О, господи! — вскричал Тони, останавливаясь. — Они хотят разнести весь клуб!

Мы храбро продолжали играть, когда вышибалы с солдатами опять оказались внутри клуба. Словно вторая Мировая война заново разгорелась в 1961 году. Когда свалка достигла апогея, посетители, заплатившие за музыку с танцами, нашли, что сражение — гораздо интересней, чем таланты Шеридана, Леннона, МакКартни и остальных БИТЛЗ.

Все это становилось небезопасным. Канадцы посрывали со стен и с витрин плакаты с нашими фотографиями, бутылки летали, как гранаты, во всех направлениях, а столы, нагроможденные в баррикаду, падали прямо в гущу наших людей.

— О, черт! Да они совсем спятили! — завопил Пол, когда канадцы принялись, ни много ни мало, поджигать баррикаду.

Совсем как генерал, ожидающий столкновения нос к носу с противником, Экхорн решил разыграть свою последнюю карту и пустить в ход артиллерию. Он отдал приказ двадцати вышибалам стрелять из газовых пистолетов, как только сонмища канадцев попробуют перелезть через баррикаду. Газ заполнил переднюю и вход в центральную залу; облака ядовитых испарений проникли внутрь, и даже нам начало есть глаза. Но зато Экхорн победил! Сражение закончилось воплями страдания, когда газ начал оказывать свое действие, полностью лишив гостей желания драться; они выбегали на свежий воздух, выволакивая раненых за ноги. Что кажется самым поразительным в истории с этой дракой, ожесточавшейся с каждой минутой все больше и больше и длившейся почти два часа, так это то, что полиция появилась только под занавес и арестовала тридцать убегавших канадцев.

Остаток ночи прошел очень быстро: перекурили и принялись подбирать осколки. Но Петер Экхорн не желал больше рисковать:

— Я уверен, что они этого так не оставят, — сказал он, — мы должны их встретить как подобает, если они вернуться.

Действительно, двое из них явились следующим вечером. Они были трезвы и вежливы.

— Мы пришли извиниться, — сказали они пристыженно.

Некоторое время спустя БИТЛЗ открыли новый вид представлений на Репербане. Мы отправлялись в верхний конец улицы и спускались оттуда до самого конца, играя… в чехарду! Мы скакали до посинения, не обращая внимания даже на светофоры. Иногда уже не было никаких сил перескакивать через спины, и мы валились на землю, как ватные. Публике понравилось наше представление, и немцы всех возрастов стали в нем участвовать, образуя позади нас длинную очередь играющих в чехарду: форменная психушка! На иных перекрестках фараоны, посмеиваясь, останавливали поток машин, чтобы пропустить нас. Вообразите, что это было за зрелище, если принять во внимание оживленность движения и скопление народа! Впрочем, немцы привыкли к сумасшедшим выходкам БИТЛЗ.