Или Лешка, убежавший от Антонова… Федька, мстящий за свои седые волосы… Все они — участники великого испытания духа и воли. Но разве не будет еще испытаний у революции? Разве не будет еще войны, может быть во сто крат более жестокой, сложной и страшной?

«Они пойдут за нами!»

Все эти мысли вихрем неслись в голове Сергея Ивановича. Ему казалось, что только сейчас он по-настоящему заглянул в самые сокровенные тайны борьбы, увидел весь сгусток противоречий, сложнейшие ходы человеческих душ. Лишь разобравшись в ленинских словах, он перешел ту полосу жизни, когда все было наивно, по-ученически точно разграфлено, разложено по полочкам социальных понятий и схем.

Взрослый, он как бы повзрослел; все, что казалось ему простым, предстало перед ним чрезвычайно осложненным. Стало уловимо то, что движет жизнь, что приближает человека к какому-либо классу либо отдаляет от него. Он и об антоновском мятеже стал думать совсем иначе. Этот мятеж разодрал на два враждующих лагеря не только страну и привел обе стороны к вооруженной схватке… Рвались дружеские связи и семейные узы, враждовали отец с сыном, брат с братом, как он с Петром, мужья и жены. И даже подростки не остались равнодушными наблюдателями кровопролитной, беспощадной борьбы…

Разговаривая с коммунарами, рассказывая им о съезде, о том, какими средствами партия решила победить Антонова, Сергей Иванович все внимательнее и внимательнее вглядывался в окружающие лица.

Какое разнообразие дум, желаний, характеров, настроений! И все это надо объединить во имя одного: во имя борьбы со злом мира, которое воплощено в образе брата Петра, во имя революции и ее победы, во имя будущего этих людей, будущего их поколений…

Ночью Сергей Иванович пришел в теплушку Листрата и долго говорил с Фролом Петровичем. Листрат присутствовал при их беседе.

Сергей Иванович расспрашивал Фрола Петровича, как казалось Листрату, о самых пустяковых делах — о том, где мужики достают соль, спички, сколько посеяно было осенью ржи, сколько мельник берет за помол, работает ли просорушка… Об Антонове, антоновцах Сергей Иванович задал два-три вопроса, да и ответы на них выслушал как то рассеянно.

«Это, конечно, хорошо, союзник и так далее, — думал Листрат, слушая беседу Сергея Сторожева с Фролом Баевым. — Союзник союзником, а присматривать за ними надо в оба глаза. И вообще черт их разберет. Фрол Баев первым из мужиков подписал протокол о присоединении к Антонову. В комитете антоновском работал, от красных отступал, ходил к Ленину за правдой, был избит антоновцами, чуть не ухайдакали они его, беднягу… Неисповедимы пути человеческие! Конечно, лучше, если Фрол всей душой будет за нас, а не за Сторожева. Это ясно. Все-таки как-никак подмога сильная».

Сергей Иванович отпустил Фрола Петровича часа в два ночи и, к удивлению Листрата, не дал ему никаких наставлений. Но когда Фрол Петрович прощался с Листратом, тот увидел, как преобразился этот человек: словно ему отвалили воз подарков.

— Вот они, какие дела, — задумчиво сказал Сергей Иванович. — Самые трудные времена, Листрат Григорьевич, только еще начинаются.

— А мы думали, конец им!

— Конец не скоро будет. Врагов у нас полно, а дел того больше.

— Ничего, выдержим.

С утра Сергей Иванович начал заниматься делами ревкома, а через неделю отряд под командованием Листрата, подкрепленный ротой пехоты, ушел со станции и обосновался в селе Семеновке, верстах в двадцати от Двориков.

В первый же день Сергей Иванович собрал семеновских мужиков на сход и попросил выбрать сельский Совет. Совет, по предложению Сергея Ивановича, тут же занялся подготовкой к севу поздних яровых, починкой сох, сеялок.

Через несколько дней мужики под охраной красноармейцев и коммунаров выехали в поле сеять.

В Семеновке отряд побыл недолго. Ревком двинулся дальше. Он шел, оставляя в селах небольшие группы красноармейцев, в помощь им организовывались добровольческие дружины из крестьян.

Сергей Иванович все дни проводил в Советах, в поле, в отряде Листрата, выезжал с Чикиным на разведку, ходил с обысками в дома антоновских активистов, допрашивал сдавшихся.

В Дворики отряд Листрата пришел в ласковый майский день.

Листрат и Лешка тут же поскакали домой.

Аксинья сказала, что Наташа неделю назад ушла к тетке в Грязное, Лешка чуть не заревел.

— Погоди, дурак, — уговаривал Листрат брата. — Через недельку и мы в Грязное поедем.

Сергей Иванович тоже побывал дома и долго говорил с Андрианом один на один.

Андриан, высохший, с коричневым дубленым лицом, сурово выговаривал Сергею Ивановичу за то, что в семью вошла вражда и брат пошел на брата. Он чего-то требовал от Сергея Ивановича, а чего — не знал и сам. Потом вдруг попросил не обижать жену Петра Прасковью и детей.

— А мы с детьми не воюем, — сказал миролюбиво Сергей Иванович. — Не все дети в отцов идут.