Однажды в середине дня мы выехали на дно пересохшего озера, твердая и ровная поверхность которого была словно залита бетоном, присыпанным сахарной пудрой щелочной пыли. Все могли ехать так быстро, как им заблагорассудится, и мотоциклисты понеслись в клубах пыли, поднявшейся от земли до небес. Даже Билл обогнал меня, и я оказался в самом конце, потеряв всех из виду. Но постепенно я набрался смелости и решил догнать товарищей. Стрелка спидометра дошла до ста шестидесяти, потом до ста семидесяти километров в час. На твердом дне озера не было видно следов шин, поэтому я слабо представлял, в какую сторону все двинули. Вдалеке я увидел столб пыли, который поднимала наша колонна, и повернул в ту сторону.

Облако пыли приближалось и росло. Вместе с ним росла и моя уверенность. Я решил дать полный газ и больше не смотреть на спидометр, чтобы не испугаться. Облако пыли стало огромным. Я начал представлять себе, что вот-вот подъеду к группе людей на зеленых мотоциклах и, может быть, даже обгоню Билла. Неожиданно из облака пыли прямо на меня вылетел набитый мексиканцами побитый автобус Volkswagen. В последнюю секунду перед столкновением я успел свернуть в сторону, потерял управление мотоциклом и забуксовал в песке. Автобус пронесся мимо в клубах пыли. Я едва избежал смерти.

На третий день путешествия мы мчались по покрытой сухим илом дороге, которая постепенно поднималась в горы над тем самым пересохшим озером. Сильный ветер разносил пыль по всей долине, закрывая вершины. Я ехал так быстро, насколько мне позволяла смелость, причем я чувствовал, как заднее колесо подпрыгивало и скользило, словно пытаясь вырваться из-под меня. Неожиданно вся природа: острые камни, линия горизонта, щелочное озеро, ветер и синее небо над головой — сложилась в одну единую картину. Я слился с ландшафтом и движением. Начал видеть следы, которые ветер оставил на песке и на камнях, и понял, что всем этим я обязан самому простейшему механизму — колесу. Когда колесо не движется, оно представляет собой лишь собранное человеческими руками приспособление из спиц, резины, обода и гаек — приспособление немыслимое и неправдоподобное, как саксофон. Но когда колесо крутится, оно превращается в драгоценность, которой нет цены, в единство сверкающих деталей, в произведение искусства, созданное высшими силами, которое дыхание воздуха оживляет точно так же, как оживляет саксофон, на котором играет музыкант.

Изменилась и земля, по которой мы мчались, — она стала мягкой, как ангорская шерсть, и мы едва касались ее. Но если я сбавлял скорость, то легкое покрывавшее землю одеяло начинало щетиниться острыми осколками камня и мелкого песка и снова превращалось в суровую безжизненную реальность пересохшего озера. Вот туда-то и был риск упасть. Езда на мотоцикле дает сверхъестественное ощущение полета, это раскручивание кармического колеса, чтобы подняться к ангелам из ада временной плоти. Падение — это возвращение в нижний мир. Значит, все мы — падшие ангелы. Байкеры давно это поняли, недаром они с сороковых годов прошлого века называют себя «ангелами ада».

Билл Уорд расположился на скалистом выступе вершины Хогсбэка. По этому горному хребту проходит прямой маршрут, по которому можно добраться до вершины Маунт-Худа — самого высокого пика в штате Орегон. В тот четверг 30 мая 2002 года, около девяти часов утра, под руководством Билла Уорда начали свой спуск трое туристов. Сорокалетний Крис Керн работал в апелляционном суде Нью-Йорка. Его давний приятель Гарри Слаттер работал в Лонг-Айленде, в крупном частном роддоме, у которого имелись свои отделения в Нью-Йорке и Орегоне; благодаря каким-то служебным делам он и познакомился с опытным альпинистом Уордом. Ричард Рид, местный орегонский житель, альпинизмом никогда не занимался — его пригласил с собой сам Уорд.

Рик Рид — ровно через час он будет мертв — был уверен, что пик Маунт-Худ представляет собой вершину, которую начинающему альпинисту будет легко покорить. К сожалению, не существует понятия «начинающий альпинист», когда речь идет о восхождении на серьезные вершины. «А вот эта как раз для новичка» — такое не срабатывает среди гор, точно так же подобная концепция совершенно не эффективна в сексуальных отношениях. Хитрость подъема на пик Маунт-Худ состоит в том, что стандартный маршрут «вверх — вниз» не требует особой технической подготовки. Восхождение больше напоминает прогулку по пологому снежному полю. В хороший день можно без кошек [28] подняться на вершину и отщелкать там несколько кадров, после чего спуститься и зайти в ресторан известной горнолыжной базы «Тимберлайн» (Timberline Lodge), где вас вкусно накормят отбивными из новозеландского ягненка с пряностями. Представление о «легкой горе» — опасная иллюзия, и Маунт-Худ преподносит много сюрпризов, справится с которыми лишь хорошо подготовленный альпинист. Если человек упадет, то падать он будет долго, и место, где он окажется, ему очень не понравится. Маунт-Худ — потенциально активный вулкан с двенадцатью ледниками на вершине и ледяными пещерами, там даже снежный слой покрыт ледяным настом, а ветры достигают скорости двухсот тридцати километров в час. Если человек упадет в кратер вулкана, то задохнется от сероводородных испарений. Если человек оступится, то заскользит по льду и до смерти разобьется о скалу Стальная стена. Если человек потеряет ориентир из-за сильного ветра и пурги, то будет бродить много дней по заповеднику «Зигзаг» или по полю с расщелиной в леднике. На пике Маунт-Худ каждый год погибает хотя бы один турист, а в 2002 году погибших было гораздо больше.

Группа Билла Уорда начала спуск с пика в половине девятого утра; пройдя часть пути от вершины, они остановились на скалистом выступе красивой цепной гряды Хогсбэка. Керн воткнул в снег ледоруб и страховал спускающегося Слаттера: следил за тем, чтобы веревка, которой был привязан Слаттер, всегда была натянута. Если Слаттер сорвется, то натянутая веревка задержит падение. Ночью все замерзло, а утром частично оттаяло, поэтому снег превратился в смесь льда и мокрой ледяной крошки. В таких условиях было легко поскользнуться и очень сложно остановить скольжение.

До восхождения они тренировались несколько дней, оттачивая технику остановки после падения. И все, включая новичка Рида, научились этому. Если альпинист падал, то кричал: «Падаю!» — после чего остальные должны были упасть и воткнуть ледорубы в снег. Альпинисты были связаны между собой веревкой, которая и должна была остановить падение того, кто сорвался. При наличии опыта и после долгих тренировок такая страховка превращается во вторичную эмоцию, точно так же как у солдат в романе Ремарка, падавших на землю при звуке летящего снаряда. И хотя подобный способ очень неплох, фиксированная страховка за крючья, вбитая в лед или камень, намного эффективнее.