– Невежды, вот кто удивляется всему без разбора, - твердо ответствовал Гимза.

– Ты удивительно нынче тактичен, - вздохнул я.

– Зря обижаешься, - гудел Гимза.
– Внося элемент сомнения в мои слова и, стало быть, намекая на то, что я, честнейшее существо, могу лгать, ты тем самым меня оскорбляешь. Но я не обижусь на тебя, потому что нехорошо, когда во время длительного путешествия друзья огорчают друг друга. На этом звездолете нам предстоит еще несколько веков одиночества.

– Вношу элемент сомнения. По корабельному времени приблизительно двадцать восемь месяцев.

– Допустим. Думаешь, для существ чувствительных мало двадцати восьми месяцев? Что же касается ехидного словечка “компьютерша”, то я категорически…

– За эти двадцать восемь месяцев неплохо бы иногда помолчать, - тихо сказал я.
– А уж если говорить, то по существу.

При всех обстоятельствах одно было бесспорно: Лоэлл, этот храбрый звездопроходец, легендами о подвигах которого жило не одно столетье, не мог ошибиться. Уж если он упоминает про лучшую в мире таверну для космических путешественников, стало быть, это сущая правда. Помнится, одна из легенд намекает, что таверну соорудил сам Лоэлл. Что ж, в этом есть резон. Тот, кто открывает планету и дает ей имя Либертас - Свобода, имеет право построить, допустим, таверну. Почему бы и нет… Но вот что означают слова самого Лоэлла о том, что лишь на Либертас человек обретает полнейшую свободу?

Теперь Либертас оказалась на скрещении звездных дорог.

И астронавты сюда частенько заворачивают, чтобы передохнуть в таверне Лоэлла. Расспрашивать тех, кто уже здесь побывал, бесполезно. Счастливчик восхищенно щелкает языком, мотает головой и тянет нараспев: “О!… Такое надо испытать самому. Такое, братец ты мой, не перескажешь”.

Честно говоря, я давненько мечтал свернуть на Либертас и заглянуть в таверну. Почему бы не позволить себе расслабиться и отдохнуть, тем более ты бороздишь небеса на грузовом звездолете, где ты избавлен от назойливых пассажиров, хотя и обречен на занудство Гимзы. Месяц больше, месяц меньше - какое это имеет значение для грузового звездолета? Никакого.

– Какое ж ты принял решение?
– поинтересовался Гимза.
– Эх, заглянуть бы туда на денек-другой! Хоть никакой таверны там все же нет и в помине, но беседовать с вычислительной машиной и приникать к высокому напряжению тоже немалое удовольствие. Я с ней так подружился, что обещал при удобном случае непременно навестить.

– Нашел себе, стало быть, собеседницу?
– улыбнулся я.

– Зря ты пытаешься меня уколоть, - сказал Гимза.
– Умные люди не должны ссориться по пустякам, ты сам это часто повторяешь.

– Человек человеку рознь. Тем более что ты не совсем человек…

– Тем более, - насупился Гимза.
– Пусть, пусть я всего лишь робот, зато к вычислительной машине я испытываю куда более теплые чувства, чем к кое-кому из людей. Особенно к тем, кто в моем присутствии употребляет глупое слово “компьютерша”…

Гимза опять завел свою шарманку. Пришлось прибегнуть к хитрости.

– Ладно, - похлопал я его по плечу.
– Ты хорошо поступил, что вместо поисков таверны нашел себе друга, похожего на тебя.

– Я искал таверну, но разве я виноват, что вместо нее нашел вычислительную машину?
– парировал Гимза.
– И она угостила меня током высокого напряжения.

– Ничего, с таверной все образуется, - сказал я, уходя от скользкой темы.

– Значит, решил все-таки искать таверну?

– Не искать, а найти. Ибо одному Лоэллу я верю больше, чем всем вычислительным машинам вселенной, вместе взятым. Так что будь любезен подготовить вездеход.

На другой день я пустился в путь. Предоставив автоматам возможность самим прокладывать курс, я откинулся на с-пинку кресла и с полузакрытыми глазами размышлял о таверне, которую непременно обнаружу.

Не знаю почему, но таверна представлялась мне возле пыльной извилистой дороги. Я отчетливо различал и потемневшие от дождей деревянные стены, и таинственный сумеречный двор, и поскрипывающие лестницы… Словом, память оживила таверну именно такой, какой она была описана в одной древней книге, где были собраны леденящие кровь истории о кладоискателях и одноглазых межзвездных пиратах. Чего стоили одни лишь названия подобных заведений, скажем: “Плавники акулы”, “Медведь-копьеносец” или “Три поросенка”.

…Вездеход остановился. Судя по приборам, где-то здесь должна была располагаться самая чудесная в космосе таверна, в которой робот Гимза якобы обнаружил лишь вычислительную машину.

Я обшарил глазами холмистый пейзаж и обомлел. Неподалеку, на обочине заброшенной извилистой дороги, красовалась та самая таверна! Над воротами вздрагивала от ветра изрядно проржавевшая вывеска, грозившая вот-вот сорваться на голову зазевавшегося. Небесталанный живописец когда-то изобразил, притом явно с натуры, бело-розовых поросят и увенчал свое творение скачущими буквами “Три поросенка”. Памятуя сентенцию Гимзы о всему без разбора удивляющихся невеждах, я решил вообще ничему не удивляться и вскорости уже ступил в загадочный полумрак двора. Откуда-то издалека, будто с другой планеты, донесся ленивый лай собаки. Кто-то мерно крутил лебедку, вытаскивая воду из колодца. Покатые ступеньки заскрипели на разные голоса под моими ногами. Я толкнул дверь и очутился в небольшом зале. Посетителей было не густо. Только один столик в углу был целиком занят. Сидящая за ним компания сосредоточенно потягивала пивко. Один из них нехотя повернулся в мою сторону, не без подозрительности ощупал меня единственным глазом.