Анриетта заколебалась. Ее смущало это обращение в третьем лице. Она не понимала, с кем говорит Керубина.

— Я не хочу ее физической смерти, я хочу, чтобы она исчезла из моей жизни.

— Вижу, вижу… — нараспев повторяла Керубина; глаза ее по-прежнему были закрыты, она постоянно поглаживала грудь, словно массируя ее.

— Эээ… — рискнула спросить Анриетта. — А что, собственно, такое порча первой степени?

— Ну, эта женщина будет чувствовать бесконечную усталость, утратит вкус к жизни, к сексу, к пирожным с клубникой, к болтовне, к возне с детьми. Она поблекнет на глазах, как сорванный цветок. Утратит красоту, обаяние, разучится смеяться. Одним словом, будет медленно чахнуть, думать только о плохом, даже о самоубийстве. Как сорванный цветок, лучше не скажешь.

Уж не потому ли ее квартира уставлена бумажными цветами, подумала Анриетта. Одна жертва — один цветок…

— И муж вернется?

— Эта женщина будет распространять вокруг себя тоску и отчаяние, и он отвернется от нее — если только в нем нет той необыкновенной любви, которая сильнее судьбы.

— Отлично, — сказала Анриетта, пыжась от радости под своей шляпой. — Мне нужно, чтобы он был в форме, управлял фирмой и зарабатывал деньги.

— Значит, его побережем. Она должна принести мне его фото.

О господи, придется еще раз сюда возвращаться! Анриетта скривилась от отвращения.

— Есть ли у него дети от этой женщины?

— Да. Сын.

— Она хочет, чтобы над ним поработали тоже?

Анриетта заколебалась. Ребенок все-таки…

— Нет. Первым делом я хочу избавиться от нее…

— Превосходно. Теперь она может идти, я сосредоточусь на фото. Эффект проявится немедленно. Объект почувствует неодолимую тоску и недомогание, утратит ко всему интерес, жизнь ей станет не мила.

— Вы уверены? Правда уверены?

— Она может проверить, если у нее есть возможность… Керубина не знает поражений.

Она повернулась к гипсовой статуэтке Пресвятой Девы и молитвенно сложила руки.

— Женатый человек не должен бросать свою жену. Брак есть великое таинство. Она увидит, — добавила ведьма, оборачиваясь к Анриетте, — и сможет мне сообщить… У нее есть способ проверить силу судьбы?

Анриетта сразу вспомнила няню, которая гуляла с ребенком в парке и которую она уже несколько месяцев подмазывала, вызнавая новости о проклятой парочке.

— Да. Я могу оценить действенность вашей…

Она хотела сказать «работы», но не смогла. На нее давила душная атмосфера этого дома, ей казалось, будто вещи надвигаются со всех сторон, окружают ее.

— Это будет стоить шестьсот евро. Наличными. Я принимаю чеки на небольшие суммы, но крупные хочу получать наличными. Она поняла?

Анриетта поперхнулась. Она рассчитывала, что ведьма возьмет две, от силы три сотни евро.

— У меня с собой только триста…

— Нет проблем, она отдаст их мне, а остальное принесет вместе с фотографией мужа. Но вернуться ей надо быстро… — добавила она с оттенком угрозы в голосе. — Потому что если я начну работать…

Ее дыхание сделалось еще более свистящим. Положив руку на грудь, она испустила глубокий вздох, который перешел в завывание. Анриетта задрожала: пожалуй, она совершила большую ошибку, обратившись к этой женщине. Но образ Марселя и Жозианы, воркующих, как голубки, в огромной квартире, развеял все сомнения.

Она вынула банкноты, спрятанные в бюстгальтере, и положила на стол.

В тот день она вышла на улицу в полной прострации. Без гроша в кармане. С трудом прорвалась в забитое метро и вернулась домой мрачная и озабоченная. Придется почаще устанавливать себе лимит в ноль евро, чтобы заплатить остаток суммы Керубине.

Спустя три недели она отправилась в парк Монсо на поиски нянечки — и сразу увидела ее на скамейке. Она читала журнал, а малец в коляске был погружен в созерцание липкого фантика от конфеты.

— Здравствуйте, — сказала она, садясь рядом.

— Здрасьте, — ответила девушка, поднимая глаза от журнала.

— Надеюсь, вы хорошо провели праздники?

— Да так себе…

— Желаю всего наилучшего в новом году, — добавила Анриетта и подумала, что девица не слишком-то охотно поддерживает разговор.

— Спасибо. И вам того же.

— Что это он там делает? — спросила Анриетта, указав носком туфли на ребенка.

— Это обертка от «Карамбара», — объяснила девушка, склоняясь над малышом, чтобы вытереть ему перепачканные щеки. — Он обожает грызть «Карамбар», у него зубки режутся…

— Сейчас проглотит! — воскликнула Анриетта. — Вместе с оберткой!

— Он пытается прочесть прикол на фантике.

— Он что, читать умеет?

— Ну да! Это просто чудо-ребенок какой-то. Прямо не верится. Не знаю, о чем они думали, когда его делали, но уж точно не о какой-нибудь ерунде.