— Да, надо дождаться рассвета.

— Я первый её…

— Нет, я.

— Я! — твёрдо заявил Зинзе.

То, чего всё время боялась Лолита, началось на сиденье джипа, а потом, с короткими перерывами, длилось всю ночь. Она теряла сознание, задыхалась, а после лежала отрешённо, бессильная что-либо изменить. Когда сознание вернулось к ней после очередного обморока, она вдруг поняла, что в порыве страсти похитители сорвали с неё все путы и повязки. Она лежала измученная, изгаженная, обессиленная, а рядом в машине спали утомлённые африканцы. Утренний прохладный ветер обжигал оголённые бёдра и живот. Лолита, уперевшись в борта джипа ладонями, поднялась и, постанывая, вылезла из машины. Мучители, утомлённые ночной погоней и разнузданной оргией, храпели. Она посмотрела на груды оружия, лежавшего в джипе, но в голове было только одно — поскорее скрыться, пока похитители не проснулись. Лола пошла вдоль русла ручья, — впереди, между невысокими холмами, покрытыми серой сухой травой, начинался тоже серый, почти лишённый листвы лес из невысоких деревьев. Лолита скоро исколола босые ноги, но терпеливо шла вперёд — нужно было уйти как можно дальше. Она понимала, что не имеет шансов на спасение, но унизительный плен был хуже страшной гибели. Скоро африканское солнце начнёт нещадно жечь, и тогда (Лола очень надеялась на такой исход) она потеряет сознание и уйдёт из жизни.

Женщина продиралась сквозь заросли — ветки кустов были покрыты острыми шипами, мелкие твёрдые листики, больше похожие на иголки, жалили, словно насекомые. Песок старого русла ручья, наполнявшегося водой лишь в редкие дни после бурных дождей, жёг стопы. Ещё немного, и всё кончится — она упадёт без сил, а после наступит успокоение.

— Ш-ш-ш. — Крупная толстая змея, незаметная среди серых корневищ, привела Лолу в ужас.

— А-а-а-а! А-а-а-а! А-а-а-а-а-а-а!!!

Гамид вскочил, как от выстрела.

— Лола!

Савватей и Антон тоже напряглись. Женский крик, наполненный неописуемым ужасом, донёсся издалека несколько раз.

— Это там, — кивнул в сторону невысоких холмов, еле видных в утреннем мареве, плывущем над саванной, Джонни. — В проклятом месте.

— Туда! Скорее! — Гамид суетливо засобирался, сгребая лежащую на земле одежду. — Она живая.

— Это очень далеко. Мы не успеем ей помочь, — сказал Джонни. — Я же говорил, что это были Мамбеле с Зинзе.

Савватей устало отёр рукой заспанное лицо, передёрнул плечами от утреннего холода. Наверное, этот крик был последним в жизни Лолиты, подумал он, только теперь какая ему разница — он жаждал найти её, чтобы выслужиться перед Даниловым и вернуться на тёплое место, в сытую бандитскую жизнь. Какой ему смысл выручать её, если пользы от этого не будет никакой. Теперь вообще не осталось никакого смысла в его жизни. Он жертвенная свинья, боров, которого убьют и сожрут для потехи сильных мира.

— Осталась какая-нибудь еда? — спросил он у Джонни.

— Да, в рюкзаке есть несколько банок овощных консервов.

— Надо поесть.

— Согласен. Путь неблизкий.

— Пойдём пешком? — спросил Антон.

— У нас нет выбора. Всё равно вам надо выбираться — в отеле уже спохватились и начали погоню, а на тех холмах шансов уцелеть у нас будет больше — немногие из людей Сики отважутся «потревожить духов».

— Но кто-то отважится, — заметил Антон с упором на слово «кто-то», имея в виду, что уйти без боя им не удастся.

— Немногие. Например, такие волки, как Мамбеле и Зинзе.

— Такие не верят в духов? — усмехнулся Антон. В его голове прочно сидел стереотип, что обитатели саванны приносят жертвы своим идолам, а колдуны у них имеют непререкаемый авторитет.

— Наверное, верят… Но не боятся…

Мамбеле какое-то время смотрел перед собой, не понимая, где он и что случилось. Через десять секунд мозг начал поочерёдно, словно в электронной машине, включать мыслительные и осязательные функции. Свежий ветерок с близких холмов облизал холодом ноги и живот. Мамбеле понял, что проснулся, и вспомнил всё, что должен был помнить, — он сидел без штанов и плавок, задрав ноги на рулевое колесо, а в затёкшей от долгого спанья в неудобной позе пояснице проявилась боль и кольнула так, словно в спину вонзили тонкое длинное лезвие. Он подтянул ноги к животу и спустил их вниз, коснувшись ступнями прохладных педалей. Боль ушла. Здорово они с Зинзе отделали пленницу. Если бы в этом «заколдованном месте» работала техника, они бы ехали остаток ночи, и сейчас были очень далеко отсюда, и не получили такого удовольствия. Теперь он эту спелую ягодку будет дрюкать ежевечерне — на привалах. Бизнес бизнесом, но есть такие удовольствия, ради которых можно пожертвовать частью выгоды.

Не оборачиваясь (ещё и шея затекла от неудобного спанья), Мамбеле стал шарить вокруг в поисках плавок и штанов — в порыве страсти он сбросил их за секунду и отшвырнул куда-то в темноту — и вдруг застыл; он понял, что его разбудило — дикий, пропитанный животным ужасом женский крик.

Он резко обернулся — Зинзе отупело смотрел на него, сидя на заднем сиденье. Он был совершенно голый и ковырял пальцем в правом ухе.

Рядом с ним лежали четыре автоматические винтовки и две безрукавки, увешанные ручными гранатами и снаряженные магазинами с патронами. Лолы не было.

— Чёрт! — выругался Мамбеле, резко толкая дверцу джипа и выпрыгивая из машины. Проспали пленницу!

Мамбеле повернулся вокруг своей оси — никого вокруг. И следов не разобрать — вокруг каменистая почва. Ага, дальше видно сухое русло ручья, может, там что удастся высмотреть. По-любому, убежать далеко она не сможет. Если только… Про это думать не хотелось. Её могли подобрать те, из засады. Возможно, они двигались ночью в этом направлении.

Зинзе потянулся, спросил беззаботно:

— Еде русская? Нету?

Мамбеле, уже начиная выходить из себя, влепил ему звонкую пощёчину:

— Всё из-за тебя!

Зинзе задохнулся от неожиданности и возмущения, молча схватил в руки одну из винтовок, передёрнул затвор и тут же вжал голову — раздался ещё один крик, такой же сильный и наполненный непередаваемым ужасом.

Мамбеле кивнул в сторону холмов:

— Она там! Одевайся, скотина.

— Ты чего на меня наезжаешь?

— Не тряси этой фигнёй. — Поджимая в гневе губы, Мамбеле отбил ударом ладони ствол винтовки от своего лица. — Она могла нас раздолбать из нашего же оружия. Всё твоё скотство.