— Воды, побольше воды, моя милая, — шепнула Ушинь, и мона Сэниа выбежала вон, стараясь припомнить, догадалась ли она отдать приказ сервам относительно воды. Наткнулась на мужа, который переминался с ноги на ногу и неловко крутил в руках тоненький хрупкий обруч.

— Дай сюда, согнешь ведь! — крикнула мона Сэниа, выхватывая у него офит. — Ну до чего же вы, мужчины, бываете бестолковыми…

И помчалась к сервам, копошившимся у южной стены возле кухонного навеса. Юрг только хмыкнул ей вслед — его чуткость не всегда оказывалась на должной высоте, но сейчас он понимал, что сопричастность высшему акту человеческой жизни делала его жену, как он однажды выразился — а она, выходит, запомнила — “старшей сестрой по развитию”. Чтобы не мешать сервам, семенящей рысью устремившимся к их крошечному звезднокорабликовому замку, он убрался подальше — в прохладную тень привратней каморки, где босой полуголый Харр развлекал Юхани, водя угольным пальцем по затейливым узорам гобелена, брошенного на пол. Юный принц уже успел осчастливить джанибастову рухлядь двумя мокрыми пятнами, о чем Юрг нисколько не пожалел, ибо вытканная на гобелене картина отнюдь не предназначалась для детей младшего школьного возраста: она изображала жавра, совращающего отроковицу.

— А вот цветочек аленький, — сюсюкал Харр по–Харрада, как видно, тоже выбитый из привычной колеи, — а вот куколка голенькая… А вот чудище то ли осьмирукое, то ли…

— Это жавр, между прочим, — поспешил перебить его заботливый отец. — Ты, когда шел по болоту, имел все шансы познакомиться с ним на такой же короткой дистанции.

Харр так и подскочил:

— У, строфион твою мать, да ежели бы я знал, ни за что не сунулся…

— Выбирай выражения при детях, — строго заметил Юрг, — а то вылетишь вон туда!

Он указал большим пальцем на полупрозрачную заднюю стенку, за которой маячили силуэты дружинников, маявшихся в традиционном мужском ожидании. Теперь, после загадочной для них гибели товарища, каждый чувствовал себя в какой-то степени опекуном еще не родившегося малыша.

Харр пожал плечами и босой йогой подгреб поближе разноцветные земные погремушки, заброшенные на их корабль еще на Барсучьем.

— И откуда это в тебе, — флегматично обронил он, — ты ж вроде и не князь…

— Вот закончится вся эта катавасия, — пообещал командор, которого сейчас, когда он чувствовал себя не в своей тарелке, отнюдь не тянуло препираться с тихрианином, — и я тебе покажу, кто я таков. Кстати, за мной обещанный меч, не забыл?

— А я уж думал — замотаешь… — у Харра была какая-то врожденная антипатия к субординации.

Оба замолкли, прислушиваясь. Ничего не доносилось, кроме механического топотка сервов.

— Однако небывало тихо, — заметил Харр — Не окочурилась бы девица. Говорил я тебе — надо было мне браться за дело, сам двоих сыновей принимал, да и у чужих случалось, мало ли передряг на дорогах. Через колено перекинуть — враз опростается..

Юрг еще раз восхитился синонимической емкости транслейтора.

— А ежели дело замаринуется…

— Заткнись, и как там далее про строфиона, — сказал командор.

— Ни фига себе ордонанс, — с уважением проговорил по–Харрада и замолк.

И вовремя: из растворенного настежь шатра явственно донесся слабый, по постепенно набирающий силу плач новорожденного.

— Заблеял! — радостно возопил Харр, ткнув командора кулаком в грудь.

— Нашей дружины прибыло! — отозвался Юрг, награждая собеседника ответным тычком.

Ю–ю чутко прислушался и, как это бывает у младенцев, тоже завопил — беззлобно и не требовательно, а просто так, за компанию.

Харр вскочил па ноги, обратился лицом к степе, за которой томились в ожидании семеро джасперян, и, поднеся ладони к губам, издал ни на что не похожий разбойничий свист.

Из шатра вылетела разгневанная Сэнни:

— Совсем обалдели, мужики?

— Кто? — заорали два голоса одновременно.

Принцесса заулыбалась, счастливо и чуточку виновато, словно она сама за чем-то недоглядела:

— Девочка…

— О–го–гей! — завопил тихрианин.

— А ты-то чего радуешься? — резонно спросил Юрг.

— Так у нас невеста!

Юрг уже поднял было руку, чтобы покрутить пальцем около виска в интернациональном, как он полагал, жесте, но мона Сэниа неожиданно подбежала к гостю, обняла его за плечи и чмокнула в серую щеку. Харр утерся лапищей, которая, в отличие от лица, была абсолютно черной, словно тихрианин носил лайковые перчатки.

— Ну, хозяюшка, уважила, — сладким голосом промурлыкал менестрель. — Только это, я понимаю закуска, а сам пир впереди? А то я не против подмогнуть на кухоньке — твои-то блошастики много ли наготовят!

Мона Сэниа махнула рукой — ну конечно же, как такой день без пира, да и Ушинь надо усадить за стол, соответствующий ее королевскому рангу. Потом спохватилась — ведь остальные еще не знают!..

Повинуясь ее мысленному приказу, привратный кораблик распахнул настежь оба люка, приглашая истомившихся дружинников, которых харров свист уже привел в состояние стартовой готовности. Они ворвались возбужденной оравой, сопровождаемые низко парящей Гуен; вот только Кукушонка все это время как-то не было видно, но при его повседневности и неприметности на это никто не обратил внимания.