Джамаль, сощурив глаза, смотрел на приближавшихся тварей; щека у него нервно подергивалась.

— Эй, дорогой! Собачки-то совсем дикие… Что будем делать?

— Я — рубить. А ты объясни им, что мы не олени.

— Я же серьезно, генацвале!

— Ну, если серьезно, попробуй поджечь эти колючки, пока я с ними разбираюсь. Или хоть ветку запали… Огонь! Нам нужен огонь! Без него пропадем!

Он шагнул вперед, выставив перед собой палку, словно копье. Правда, для копья она была коротковата, зато тяжела и прочна — толщиной в руку и весом килограмма три. От светло-кремовой коры исходил слабый запах, чуть заметный, но все-таки различимый, сейчас он казался Скифу похожим на аромат сандала.

Стая растянулась цепью: в середине — два зверя покрупнее, еще по паре слева и справа; трое отставших пока держались позади в качестве арьергардного прикрытия. «Если кусты им не помеха, — подумал Скиф, — они возьмут нас в кольцо и прикончат за три минуты. Я-то выберусь, раз Харана молчит, а вот Джамаль?.. С ним-то что будет?..»

Джамаль возился за его спиной, сквозь зубы шипел по-грузински что-то непотребное, чиркал зажигалкой — колючие ветви были сочными, свежими, и поджечь их оказалось нелегко. Звери замедлили бег, трое отставших подтянулись к середине, а те, что двигались по краям, начали обходить колючую преграду. Заросли были густыми, но не широкими: просто десяток кустов, торчавших посреди травы. Скиф мог дотянуться до любого своей палкой.

Теперь он ясно видел обрубленную морду и глаза передового зверя — видимо, вожака. Его полосатое туловище будто струилось над землей, янтарные зрачки то сужались, то расширялись, подстерегая каждое движение намеченной жертвы. Странно, но они не выглядели жестоко-бессмысленными; в них словно бы читались насмешка и злорадное торжество. Может быть, разум? Вряд ли… Но тактика этих тварей доказывала, что они не глупее земных волков — тех самых, что обитали некогда в дикой евразийской степи.

Четыре гиены, трусившие слева и справа, скрылись с глаз, и Скиф почувствовал, как по спине у него пробежали мурашки. Вряд ли Джамаль сможет остановить этих зверей… Если только добудет огонь… Но боятся ли эти твари огня? Этого он не знал.

Вожак с янтарными зрачками находился уже на расстоянии пяти шагов. Взгляды человека и зверя скрестились; секунду длился этот безмолвный поединок, потом верхняя губа вожака поползла вверх, обнажая внушительные клыки, и он испустил угрожающее рычание. Но Скифу чудилось, что хищник будто бы колеблется. Четыре остальных зверя кружили позади, оскалившись и подрагивая ушами. Один из них задрал голову, понюхал воздух и вдруг завыл — тонко, по-щенячьи, другой начал чихать, сморщив нос. «Запах им наш не нравится, что ли? — подумал Скиф. — Нашлись гурманы!»

Он прыгнул вперед, в стремительном выпаде дотянулся до широкой морды вожака и нанес удар, целясь в янтарный зрачок. Зверь мотнул головой, конец палки пришелся пониже глаза, однако вожак отскочил и с жалобным визгом принялся тереть когтистой лапой ушибленное место. Боковым зрением Скиф заметил метнувшуюся справа тень, отмахнулся дубинкой, не попал, но и этот хищник отступил словно в испуге. Три остальных метались сзади, не решаясь приблизиться; их черные, влажно поблескивающие ноздри трепетали.

Боятся палки? Или запаха, что исходит от нее? Это стоило проверить; в этом мог крыться их единственный шанс на спасение.

Скиф перебросил посох в левую руку, удерживая его за середину, и выхватил из ножен клинок. Недлинная полоска стали блеснула в солнечных лучах. Он крутанул палку — раз, другой, третий, пока концы ее не принялись со свистом рассекать воздух. Веерная защита, как учил наставник Кван Чон… Тут годился любой предмет, достаточно длинный и прочный, — хоть велосипедная цепь, хоть палка от швабры. Вращая посох, Скиф двинулся в наступление. Звери шарахнулись.

Вернее, переместились вправо — туда, где мглистым мерцанием посверкивал клинок катаны. Похоже, острая сталь внушала им меньший страх, чем простая палка!

Теперь они выли, все пятеро, выли непрерывно и устрашающе; не успевал один захлопнуть пасть, как другой подхватывал боевой клич. Хоть этим полосатым хищникам и не нравились исходившие от посоха ароматы, они явно не желали отказываться от добычи. Внезапно самый нетерпеливый стремительно обогнул вожака, ощерился, присел… Сейчас прыгнет, понял Скиф, выбрасывая навстречу клинок.

Выпад оказался точным: лезвие катаны вошло под нижнюю челюсть, пронзив горло. Зверь, хрипя и захлебываясь кровью, покатился по земле; когти терзали траву, выдирая ее целыми клочьями. Рука Скифа дернулась назад — толчок был силен, и ему с трудом удалось удержать оружие. Но черенок катаны, длинный, обтянутый шершавой кожей, как будто и был рассчитан на такой случай: пальцы скользнули от эфеса вниз и мертвой хваткой сошлись на середине рукояти. Мудрые люди — японцы, пронеслось у Скифа в голове. Малайские крисы и китайские клинки, с которыми он тренировался у Кван Чона, были не такими удобными.