Златков, присутствовавший на совещании у начальника Центра и на пресс-конференции, прекрасно понял, что Полуянов о многом умалчивает, а многое преподносит совсем не так, как это происходило на самом деле. Было видно, что бывший хроноинженер (а также начальник группы риска «Роуд-аскер» службы безопасности) тщательно формулирует каждую фразу и пытается по вопросу определить, кто его задал – нормальный человек или «санитар». В конце концов он тоже сослался на усталость и покинул Центр, сопровождаемый обоймой подстраховки, которую приставил к нему вконец задерганный и расстроенный Базарян.

Придя к себе в кабинет, Златков проанализировал все услышанное, восстановил картину происшедших событий – там, на Дне Мира, у начала Ветви времени, порожденной провалом хронобура, и вдруг почувствовал страх. У него постепенно складывалось впечатление, что не только все эти масштабные события были спланированы неким колоссальным интеллектом, но даже мелкие детали вроде участия в операции отдельных личностей, Жданова или самого Атанаса Златкова, к примеру, были скрупулезно учтены и тщательно подогнаны одна к другой, образуя монолитный блок реализованного действия.

Так, может, и в самом деле прав был Блаженный Августин, говоря, что прошедшее и будущее времена существуют одновременно в общем пространстве событий? Недаром и Аристотель задавался вопросом: чем отличается физическая реальность вчерашнего дня от физической реальности дня сегодняшнего или позавчерашнего? Он наверняка был посвящен в истину, иначе зачем природа снабдила его мощным умом, интуицией и ясновидением, способностью творить миры…

На столе зажегся красный огонек вызова, и мысли Златкова свернули в другое русло. Снова перед глазами встало лицо Ромашина, лицо человека незаурядного, посвятившего всего себя без остатка службе безопасности, и снова в голове всплыл вопрос: где ошибся этот человек, провидевший практически все шаги «хирургов», вычисливший почти всех «санитаров»? Или все же он просто сделал хитрый ход? Успокоил врага своей гибелью, подтолкнув его тем самым к более решительным действиям, а сам тем временем готовит ответный удар?

Огонек на столе погас. Загорелся снова. Кто-то настойчиво пытался связаться с ученым, но тот оставался равнодушным к неведомому абоненту.

А если Ромашин все-таки погиб? Что в таком случае делать ему, Атанасу Златкову, осознавшему свое предательство (пусть невольное, запрограммированное хитроумной аппаратурой, но кому от этого легче?) и наполовину избавившемуся от контроля? Рассказать о встрече с комиссаром главе СЭКОНа? Который сам, возможно, является резидентом «хирургов»… Или просто застрелиться?

Дверь кабинета свернулась валиком влево, и в кабинет вошел Игорь Марич, бывший хроноинженер, бывший приятель Федора Полуянова, бывший человек. Включил шумовик, остановился посреди комнаты, сказал угрюмо, с нажимом:

– В чем дело, Атанас?

– А в чем дело? – спростодушничал Златков.

– Косулин приостановил подготовку взрыва Ствола до завершения работы комиссии по расследованию обстоятельств гибели комиссара.

– Разве в этом кроется нечто тревожное? На его месте я сделал бы то же самое.

– Но он издал распоряжение сразу после разговора с тобой! Кстати, что за самодеятельность? Зачем ты ему подбросил полено в костер сомнений – идею о том, что Ствол стал менее опасен? Да еще предложил запустить туда спецгруппу для обследования?

– Дело в том, коллега, – рассеянно ответил Златков, – что в отличие от вас я должен производить впечатление человека думающего, обязан генерировать идеи, предлагать планы, анализировать, считать и решать. Если я перестану это делать, меня вычислят мгновенно. Вы же знаете Ромашина.

– Комиссар уже не в счет, а его команда не сможет противостоять нам, как прежде. И все же мне не нравятся ваши речи и поступки. Прекратите гнать отсебятину, иначе придется…

– Что? – глаза Златкова вспыхнули силой и угрозой.

– Перепрограммировать тебя… вас, коллега, – уже тише продолжил Марич. – Не слишком высовывайтесь, занимайтесь своими трактовками времени, хронополем, исследованиями, моделированием Древа Времен, но не лезьте с практическими советами к высокому начальству. С этого момента будете докладывать мне о своих перемещениях каждые два часа. Уяснили?

– Пошел вон! – не повышая голоса, сказал Златков.

Марич хмыкнул, кивнул про себя, словно соглашаясь с собственным мнением о создавшейся ситуации, и добавил так же негромко:

– Послезавтра сюда прибудет посол «хирургов», он разберется в твоем поведении… коллега. Не позавидую тому, кто не сможет доказать свою лояльность. До встречи.

Инженер вышел, а Златков вдруг рассмеялся, чувствуя странное облегчение, будто с плеч упала гора, давившая его все годы возни с хроноускорителем. До полной победы – над обстоятельствами и судьбой – было еще далеко, но одна маленькая победа все же была им одержана: победа над самим собой! Он преодолел порог кодирования, нейтрализовал программу, не стал помешанным и объявил войну «хирургам». Свою войну, интеллектуальную. А вооружен он был гораздо лучше любого «санитара», ибо его оружие – мозг – не требовало особого ухода, спецхранения и работало в любых условиях. Даже если Ромашин погиб, он сам найдет способ перехитрить «хирургов», выяснить, зачем они провоцируют полное разрушение Ствола, чего добиваются, какие планы разрабатывают, и в конце концов отыскать верный рецепт, как сорвать эти планы.