После этого они посетили две луны Сатурна — Япет и Диону, спутник Нептуна Нереиду и Плутон, с поверхности которого Дарья смогла разглядеть массивную глыбу льда и снега — Харон, создающий впечатление, будто он вот-вот рухнет на голову.

И, наконец, Стас отчаянным усилием воли пробил барьер, отделяющий Солнечную систему от всего скопления регулюмов, и показал пораженной девушке восхитительную панораму Галактики, выйдя над ее звездной спиралью со стороны еще одного острова регулюмов — туманности Андромеды.

Наверное, он бы еще что-нибуль придумал, чтобы окончательно ошеломить свою спутницу, вцепившуюся в него изо всех сил, если бы не появление ужасающего воображение объекта — гигантской мохнатой «гусеницы», в которой он узнал центральный модуль Метакона. Но как бы хмель ни ударял в голову, Стас все еще соображал быстро и отреагировал на «всплытие» сверкающей, как друза драгоценных камней, «гусеницы» должным образом.

Через несколько мгновений они были уже на Земле, в квартире подруги Дианы, где все так же спокойно горел торшер, создавая уютный полумрак, и стрелки часов показывали все те же одиннадцать часов вечера с минутами. С момента их старта в космос здесь прошло всего несколько минут. Время на Земле текло медленнее, чем в других слоях Регулюма.

Глаза у Дарьи стали огромными, полными смятения и восхищения, она не спешила отцепляться от Стаса, словно он был единственной надежной опорой, и даже сам Стас, слегка протрезвевший, не торопил события, ожидая, что будет дальше, хотя близость девушки кружила голову, но в конце концов все же не утерпел, прижался губами к ее губам, затем стал целовать щеки, глаза, шею. «Реши правильно», — всплыли в памяти ее слова, но остановиться он уже не мог, это было выше его сил, он повлек слабо сопротивлявшуюся Дарью к тахте, пытаясь снять с нее куртку, затем блузку и брюки, и, лишь получив оглушительную пощечину, замер, ничего не понимая, отступил, осознал, где находится и что делает, увидел слезы в глазах девушки и протрезвел.

— Прости… — еле выговорил он непослушными губами и, спотыкаясь, побрел в ванную.

Включил воду, сунул голову под холодную струю и стоял так минуту, пока не посинел от холода. Затем насухо вытерся, разглядывая себя в зеркале, заметил красное пятно на щеке, усмехнулся. Сказал вслух:

— Ну что, герой-любовник? Получил удовлетворение? Решил, что все дозволено?

Отражение в зеркале сделало гримасу. Стас покачал головой.

— У тебя лицо оскорбленной бездарности, мой друг. Не можешь вести себя прилично, обходись без общества. Как там говорил классик? «Мне вполне хватает своего общества, а придет время — обойдусь и без него» [12] .

Окончательно приведя себя в порядок, Стас, испытывая стеснение и стыд, проскользнул на кухню, краем глаза заметив, что Дарья сидит на диване, обхватив колени руками. Постоял у мойки, не зная, что предпринять, сделал гигантское усилие над собой и вернулся в комнату. Подошел к девушке, опустился перед ней на колени, склонив голову.

— Прости негодяя, Дашенька. Больше не повторится.

Тишина. Затем шорох. Легкие пальчики скользнули по волосам Станислава, погладили шею, дернули за ухо. Шепот раздался:

— Ты вел себя…

— Я знаю. Мне нельзя пить…

— У меня здесь никого нет, понимаешь? Родители остались… там… и ты еще… я тебя почти не знаю…

Стас прижался запылавшим лицом к коленям девушки, хотел дать клятву, что никогда ее не обидит, но пальцы Даши продолжали бродить по его волосам, и слова не шли на язык, и было удивительно хорошо сидеть вот так перед любимой, прижимаясь лбом к ногам, чувствовать ее тепло, чудесный запах молодого, сильного, желанного тела и ни о чем не думать…

Стаса дернули за ухо еще раз. Он очнулся от приятных грез.

— Кто-то обещал мне кофе, — капризным тоном сказала Дарья.

Стас вскочил, поцеловал ее ладонь, бросился на кухню, вернулся, еще раз поцеловал девушку — уже в губы, так что она не успела отреагировать, и вылетел из комнаты.

Вскоре они пили кофе со сливками, обретя былую легкость разговора и отношений. Дарья вела себя, будто ничего не произошло, Стас успокоился, хотя на душе скребли кошки, и он совершенно не представлял себе, как сложится в дальнейшем их судьба.

Спать легли в начале первого ночи: Дарья на тахте за шторами, образовывающими нечто вроде алькова, Стас на диване. Уснул он, конечно, не скоро, стараясь не ворочаться и не мешать сну Дарьи. А под утро проснулся от жгучего прикосновения ее тела. Она пришла к нему сама, ни слова не говоря, легла рядом, и он, пугаясь этого неожиданного подарка, с минуту лежал не дыша, потом потянулся к ней, дотронулся рукой до вздрогнувшей обнаженной груди, не встретил сопротивления и ни о чем уже больше не думал…