Шрифт:
– Ну, в принципе... Вообще-то я на следующей неделе «Порше» беру.
Гусев вытаращил глаза.
– А ты кого застрелил? – спросил он.
Валюшок беззаботно рассмеялся.
– Это старый «девятьсот сорок четвертый», – объяснил он. – Атмосферный последнего выпуска, ему уже под двадцать. Хотя в очень приличном состоянии. Пять тысяч рублей все удовольствие. Вложу еще штуки две и буду кататься.
– Может, и мне тоже завести какую-нибудь таратайку?
– Почему нет? Кстати, давно хотел спросить – отчего ты в свободное время ходишь пешком?
– Да черт его знает. Ленивый, наверное. А потом, у меня руки не из того места растут, чтобы гайки крутить. Замена масла там, предохранители всякие – это я еще могу, а если что-то сложное... Опять-таки не выпьешь уже...
– Ну, по чуть-чуть...
– И нарваться на конфискацию транспортного средства?
– Да кто ж его у тебя конфискует? У выбраковщика? Менты, что ли?
– А пусть и менты. Я очень законопослушный.
– Раньше не замечал.
– Спасибо большое. Нет, я уж лучше ножками... Пьяный выбраковщик и так угроза обществу. А уж за рулем... Кстати, о руле. – Гусев посмотрел на часы. Судя по всему, разговор он поддерживал так, для порядка, а на самом деле все это время напряженно о чем-то размышлял. – Не туда мы рулим, Леха.
– Это ты в каком смысле? – насторожился Валюшок.
– В самом прямом. Давай-ка разворачивай аппарат. Понеслись в Крылатское. Проведаем нашего психа.
Валюшок, не говоря ни слова, принялся искать разворот.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Интересно, что в народе Влад был, судя по всему, довольно популярен. Причины этого – в основном психологического свойства.
По дороге Гусев отыскал в записной книжке полезный телефон, и Валюшку пришлось выслушать длиннющую беседу с каким-то Василь Васильичем, из которой он уяснил только, что Гусев с Васильичем друг друга весьма уважают. Загадочные намеки и странные аббревиатуры Валюшка быстро утомили, и ведомый целиком сконцентрировался на дороге. Наконец Гусев выключил трансивер и с довольным видом закурил.
– Все в порядке? – спросил Валюшок.
– На месте видно будет. В принципе Васильич мужик влиятельный, но его возможности тоже ограничены. Информацию для размышления подбросить, словечко, где надо, замолвить – это всегда пожалуйста. А рычагов серьезных – фигушки. Такой же честный наемник, как мы с тобой. Ладно, нечто существенное он нам дал. Теперь мы знаем, где искать. Между прочим, кое-кто только что пропустил левый поворот. Нужно было уйти на боковую дорожку. Извини, я заболтался, недоглядел.
– Дальше развернемся, – преспокойно сообщил Валюшок. Для него, в отличие от Гусева, таких ерундовых проблем не существовало. Он всегда мог дальше развернуться. Гусев тяжко переживал свои промахи и старался поэтому не совершать их вовсе. А Валюшок просто исправлял допущенные ошибки. Легко.
Развернуться им удалось не скоро. В первую очередь это сделать мешал Гусев, который принципиально отказывался включать спецсигнал и кидаться этаким маленьким, но злым бульдозером через двойную осевую, когда для таких асоциальных маневров не было служебной надобности. Из-за его щепетильности «двадцать седьмая» сделала несколько лишних километров. Вернувшись к нужному перекрестку, Валюшок не удержался и нарушил – свернул направо под перечеркнутую стрелку на знаке. От бдительного ока мента, тосковавшего в «стакане» посреди Рублевки, машину удачно заслонил длинный автобус.
– ...и потом еще раз направо, – подсказал Гусев. – Знаешь, Леха, а я ведь редкостный тормоз. Я нам пропуск не заказал. Как-то не догадался.
– Так у нас же «вездеход»! – удивился Валюшок.
– Ага. Только эта вездеходность кончается у стен Кремля. А Центральная клиническая больница – почти то же самое, что Кремль. Ладно, прорвемся как-нибудь. Все равно засветимся, вратари номер запишут...
«Двадцать седьмая» проехала через узкий коридор с металлическими отсекателями и затормозила у шлагбаума на въезде в ЦКБ. К машине тут же подошел «вратарь» – молодой парень с полосатым жезлом, в распахнутой телогрейке, накинутой поверх невнятного мундира. Присмотрелся к номерам, оглянулся на будку КПП, из которой таращились замшелые деды в фуражках, и сделал Валюшку знак рукой – отвали.
– Совсем охамели, – заключил Гусев и полез из машины. – Раньше хоть спрашивали, кто такой... Ты не дергайся, ладно?
Валюшок закурил и приготовился не дергаться. Гусев с «вратарем» завели беседу, причем «вратарь» изо всех сил пыжился и расправлял плечи. Из КПП выполз дедуля лет семидесяти и вознамерился было «вратарю» помочь, но тут Валюшок уловил характерное движение Гусева – тот взялся рукой за свой лацкан и слегка им взмахнул. После чего дед мигом убрался на место, а «вратарь» как-то сразу присмирел. Даже тут значок АСБ исправно работал. Но пускать Гусева на свою территорию охрана все-таки не собиралась. Она уже не чувствовала себя так уверенно, как раньше, но все равно до упора качала права. Валюшок курил и ждал, когда же на свет божий появится самый убедительный аргумент Гусева – «беретта». Ему было очень интересно, хватит ли у ведущего пороху с боем прорваться на такой серьезный объект, как знаменитая «Кремлевка».
Но Гусев, похоже, не хотел лишнего шума. Он зашел на КПП и теперь разговаривал с дедулями. «Вратарь» сверлил недобрым взглядом машину выбраковщиков и конкретно Валюшка.
Сзади подъехал фургон «Скорой» – не какая-нибудь «Газель» задрипанная, а «Шевроле». Громадная махина нависла над «двадцать седьмой» и нетерпеливо гуднула. «Вратарь» снова попытался мановением руки сдвинуть Валюшка с места, но тот сделал вид, что его эти жесты не касаются. И на всякий случай высвободил игольник.
«Скорая» гудела, Валюшок курил. Из будки выскочил разъяренный Гусев и что-то такое бросил на ходу в адрес «вратаря», что тот весь покрылся красными пятнами. Шлагбаум пошел вверх. Гусев запрыгнул на место и хлопнул дверью так, что едва не развалил машину.