Принцесса смутилась. Чем она снова ухитрилась вызвать его недовольство?

Губы Армана страдальчески искривились, и Юта решила, что ему опять нездоровится. Из всех снадобий ей известна была лишь вода, поэтому она тут же поднесла Арману ковшик, изо всех сил желая, чтобы лекарство помогло.

Но выпитые несколько глотков не принесли, по-видимлму, облегчения. Арман поперхнулся, и вода пролилась:

— Запах… Проклятье… Юта, уйди.

Ненавистный цветочный запах, густой, как патока, насильно втискивался в его ноздри. Ему очень не хотелось делать ее свидетелем своей тошноты.

Принцесса нерешительно переступала с ноги на ногу, терзая в руках невесть как подвернувшийся букет.

Арман принялся дышать ртом, и ему стало немного легче. Юта посмотрела на свои руки — и обнаружила вдруг, что вертит в пальцах три тонких стебелька, а еще пять цветков — бывшие ромашки — валяются на полу среди лепестков, с них же и оборванных.

Два из трех еще уцелевших цветиков были колокольчики — здорово помятые. Третий оказался невзрачным, блеклым сиреневым пятилистником.

Повинуясь внезапному наитию, Юта поднесла его к носу.

О да! Городской парфюмер, так часто выполнявший прихоти и фрейлин, и принцесс, и даже самой королевы, очень хвалился духами под громким названием «Истома», каковые духи сам же и готовил из лепестков…

— Томник, — сказала Юта громко. — Этот цветочек называется томник. Считается, что запах его рождает сладостную истому, потому деревенские девчонки носят его за пазухой, а знатные дамы заказывают парфюмеру духи…

Арман кисло на нее покосился, прогнусавил с закрытым носом:

— Чдо ты говоришь? Одкуда ты здаешь?

Юта держала цветок томника за кончик стебелька — двумя пальцами, вниз головкой, как дохлую птичку.

— У той твоей жертвы были духи из томника. Тебе не мерещится, Арман. Ты не бредишь, а действительно чувствуешь…

— Дичего я де чувствую!

Он хотел вскочить, но вместо этого лишь тяжело поднялся, задев поврежденной рукой о ребро сундука и зашипев от боли.

— Знаешь, — сказала Юта шепотом, — моей сестре Май в детстве часто снился волк. Знаешь, такой страшный волк из детских сказок. Она вскакивала по ночам, кричала… Мне тогда было лет двенадцать, я была сорвиголова, моя рогатка была величиной с маршальский жезл… Я сказала Май: не убегай от своего волка. Давай вместе его встретим — лицом к лицу! То есть лицом к морде… Дело было вечером, Май заснула, а я села рядом с рогаткой наизготовку… И вот, когда Май завозилась и застонала…

Арман слушал ее, остановившись посреди комнаты и по-прежнему зажимая пальцами нос. Когда Юта натянула воображаемую рогатку, он, забывшись, ослабил хватку и тут же закашлялся.

— Я закричала: Май, целься между глаз!.. И как пальну орехом, подсвечник — на пол… Нянька проснулась… А Май — ничего. Спала… Утром только пришла ко мне, счастливая, околел, говорит, волк-то… Понимаешь?

Арман переводил взгляд с серьезного Ютиного лица на обмякший цветок у нее в руке.

— Кдо тебя даучил этобу?

— Чему? А, в ненастоящего волка стрелять из всамделишней рогатки? Никто. Само получилось.

— Сожги цведок, — потребовал Арман.

— Нет, — сказала Юта тихо, но твердо. — У тебя свой волк, но ты же не маленькая девочка. Ты все твердишь этой древней принцессе: уйди, я тебя не трогал… А ты не гони ее, вспомни все-таки, что там случилось, и тогда…

Арман в два прыжка выскочил из комнаты. Оказавшись на лестнице, куда не достал еще душный запах томника, он крикнул в дверь:

— Перестань разговаривать со мной, как с ребенком! Твой прадедушка еще марал штанишки, когда я похитил ее! Я просто обязан был ее сожрать, а не сумел! Мне двести тридцать два года, я могу за час дотла спалить пять больших деревень… Я могу опустошить столицы трех королевств, но что от этого?

— Камни, — тихо сказала Юта.

За дверью стало тихо.

— Что — камни?

— Которые катятся.

— Откуда…

— Ты же бредил три дня.

— А ты подслушивала?

— А кто бы тебя водичкой поил?

— Водичкой?

Слышно было, как Арман фыркнул. Продолжения беседы не последовало — через пять минут над развалинами башен тяжело поднялся дракон, немного припадающий на одно крыло.

Было тихо и темно, понемногу оплывала свеча, прилепившаяся к стене. Свету от нее было, как от гнилушки в дремучем лесу.

— Ты спи, — в который раз сказала Юта. На коленях у нее лежала бутылка с закупоренным в ней цветком томника.

Арман видел в темноте только ее силуэт — силуэт девушки с распущенными по плечам волосами. Волосы у нее красивые — так мягко струятся, так величественно падают… А лица не видно. Нет, лицо у нее бывает даже симпатичным, веселым и задумчивым… Но сейчас его не видно. Только глаза поблескивают и зубы.

— Ты спи, Арман. И вспоминай тот день.

Тот день… Легко ли — всю жизнь гнать от себя воспоминания, чтобы теперь попытаться призвать их…